– Бить тебя больше не будут, потому что ты есть ценный трофей. Во всех смыслах. Ценный как источник информации для Army Intelligence, ЦРУ и – как источник долларов – для нас. Мы премию получим за твою поимку. – Котикофф говорил с ужасным акцентом, но русские фразы строил правильно. – То, что ты советский летчик, мы знаем, видели, как ты спускался на парашюте. Всерьез я тебя допрашивать не буду – на это есть другие люди, но на несколько вопросов тебе придется ответить. В каком ты звании?
Американец сложил губы в фальшивую улыбку, но глаза его светились жгучей ненавистью.
– А какая тебе разница, Мишаня с двумя фэ? – Колесников едко усмехнулся. – Ну, допустим, майор, скрывать тут нечего, все равно узнаете. Звание повыше, чем у некоторых. На плац бы тебя и шагистикой озаботить, чтобы служба медом не казалась. А то что-то ты слишком рыхлый для морского пехотинца. Или штабной, а сюда погулять вышел?
Лицо американца напряглось, рука дернулась к кобуре, но он сдержал себя.
– Да, я эмигрант во втором поколении. Мой отец вовремя сбежал из вашего большевистского рая. А сейчас мы враги. Только ты лежишь, пристегнутый к койке, а я буду виски пить и кореянок харить – они такие верткие. А скоро мы и ваш СССР пристегнем куда надо. Тебя как зовут, майор?
– Иван Табуреткин, – сказал Колесников, скривив губы. Кроме глубокой брезгливости, он к этому русскому американцу никаких чувств не испытывал.
– Все шутишь, майор. Это ненадолго. А давай я тебе виски налью для душевного разговора, – сказал американец и вновь улыбнулся.
– Мы и так душевно беседуем. – Колесников сложил губы в ответную, не менее фальшивую, чем у американца, улыбку. – Давай свои вопросы и вали отсюда – не выспался я. Кстати, а где хозяин этого дома вместе с семьей?
– Сбежали. – Американец пожал плечами. – Какая разница! Мы уйдем, они вернутся. В какой части служишь?
На поставленные вопросы Павел отвечал или не отвечал, или просто откровенно издевался над этим сержант-майором, понимая, что он – пешка, что у него нет никаких полномочий для допроса такого ценного пленного, а наверх уже наверняка доложили, что сделало Колесникова временно неприкасаемым.
Когда Котикофф наконец ушел, вместо него в дом ввалились два пехотинца, вооруженные пистолетами-пулеметами. Они расположились в передней, а Павлу вручили пачку галет и банку кока-колы. Один из охранников бросил на кровать початую пачку сигарет. Павел вынул одну, американец тут же поднес к его носу зажигалку. И на том спасибо. Солдаты уселись за стол, закурили сами и начали о чем-то болтать по-английски, перемалывая челюстями жевательную резинку вперемешку с сигаретным дымом.
«Этим на меня наплевать. Но вот подкормили и сигареты дали в отличие от этого Мишани, – подумал Павел, докурил и вновь умостился на кровати. – Надо еще поспать, пока дают».
Он проспал до вечера и проснулся, когда на дворе уже стемнело. В соседней комнате на столе стоял торчком электрический фонарь и отраженным от потолка светом кое-как освещал окружающее пространство. Охранник оперся локтями о столешницу и, зарыв подбородок в ладонях, спал, судя по легкому похрапыванию. Второго не было видно, может быть, он находился где-то за стенкой, а может, вообще отсутствовал в доме.
«А чего им бояться, если я намертво пристегнут наручниками к кровати. Куда я могу убежать вместе с кроватью? Намертво… пристегнут, – размышлял Колесников. – Пристегнут, кровать, спинка, две стойки с поперечиной, сверху нахлобучена дуга из серебристого металла, ее надели сверху, значит, ее можно снять снизу – никакими болтами она не закреплена. Если потихоньку попробовать, так этот боров вряд ли услышит. Ну-ка…»
Павел уперся плечом в дугу, и она с легким скрипом приподнялась. «Еще чуть-чуть!» Дуга вышла из стойки…
Где-то в глубине комнаты зашевелился второй охранник. Павел настороженно застыл, потом потихоньку воткнул дугу обратно и прилег, свернувшись калачиком. Охранник вновь зашевелился, потом встал, взял со стола фонарь и посветил в сторону Колесникова. Убедившись, что все в порядке, он вновь пропал из поля зрения, вернув фонарь на место.
«Скоро ночь. А темнота друг воров и беглецов. Улучить момент и валить отсюда. Риск оправдан, все остальное хуже. Эх, пистолет забрали! А зачем пистолет – можно реквизировать автомат у одного из этих и прорываться с боем… Хорошая машинка! Плевать, что наручники будут болтаться на руке – стрелять это не помешает».
Павел отоспался за день, теперь сон не шел, и он усиленно думал. А о чем можно думать в его положении, как не о побеге? Уж лучше несбыточные мечты, чем позорная безнадега.
Павел всю ночь гонял подобные мысли в голове, а когда темнота стала редеть и наступили утренние сумерки, неподалеку послышалась интенсивная стрельба.
«Китайцы! – мелькнула мысль. – А кто же еще?»
Один из охранников выскочил во двор, второй прильнул к окну.
«Пора. Если не сейчас, то когда еще…»