Корейский излом. В крутом пике

«Вот у Гегеля есть историческая спираль, а у меня спираль биографическая. Все повторяется, только виток другой и с неясным продолжением, включая ГУЛАГ, а может быть, что и похуже. Но вот в начале Отечественной войны еще катапульт не было – вот я вывалился за борт, как мешок с картошкой, и приземлился без мозгов. А сейчас с мозгами, и пистолет имеется, и литр воды, и сухпая на пару суток хватит, если экономить. Где-то тут деревня есть, километров пять-семь… Только в какую сторону идти? Сначала надо спуститься с холма, а там что-нибудь да покажется. Дойду до деревни, а там посмотрим».

Он взглянул на значки, прикрепленные к летному комбинезону. Для местного населения любой европеец был Трумэном. Могли избить и даже убить. После нескольких прецедентов, в часть привезли значки китайского изготовления с портретами Мао и Кима и обязали пилотов носить их на груди во время полетов.

Колесников продрался через густой подлесок, обходя буреломы, спустился к подножью холма и уткнулся в узкое, но длинное кукурузное поле, обрамленное зарослями кустарника. По краю поля пролегала проселочная дорога, уходящая в заросли.

«Налево север, направо юг… Куда идти?»

Павел свернул налево и, пройдя с десяток метров, увидел, что из кустов выехала двуколка с запряженным в нее ослом. На повозке сидел крестьянин в широких штанах, соломенной шляпе и куртке, накинутой на голое тело. Он периодически покрикивал на осла. Заметив незнакомца, остановил повозку. Осел заревел то ли от испуга, то ли, приветствуя незнакомца.

Колесников подошел и крикнул:

– Ким Ир Сен хо!

– Ким Ир Сен хо! – ответил крестьянин.

Павел знал несколько слов по-корейски и объяснил, отчаянно жестикулируя, что ему надо. Кореец понял и ткнул большим пальцем через плечо, мол, деревня там. Колесников благодарно кивнул, и они разошлись в разные стороны.

Через пару часов Павел добрел до деревни, посмотрел на выбеленные мазанки, стоящие почти впритык друг к другу и покрытые соломой, на кривые изгороди, покосившиеся сараи и телеграфные столбы, торчащие вдоль улицы.

«Раз есть столбы, значит, есть связь. Свяжусь со своими, вышлют вертолет с поисковой группой и заберут меня отсюда».

Выбрав дом побогаче, он зашел во двор. На крыльце тут же появился худощавый кореец, а вслед за ним выскочило трое детишек – два мальчика и девочка.

– Ким Ир Сен хо! – Павел ткнул пальцем в значки на груди.

– Ким Ир Сен хо!

Достав плитку шоколада, Павел разломил ее на три части и раздал детям. Те без раздумий засунули шоколад в рот. Кореец широко улыбнулся и жестом пригласил незваного гостя в дом. Прежде чем войти, Колесников указал на телеграфные столбы и поднес руку к уху, как будто разговаривая по телефону. Хозяин отрицательно замотал головой, сложил крестом руки и произнес:

– Бах, бах.

– Понятно, связь разбомбили, – сказал Колесников и подумал: «Не здесь, так где-нибудь найду. Но – потом. Надо хоть чуть-чуть подкрепиться и выспаться. Сил нет».

Он ткнул в себя пальцем:

– Павел. Я русский, рашен.

– Мин, – представился кореец, и они пожали друг другу руки.

Они вошли в дом. Павлу предложили присесть на некрашеную скамейку возле стола, и вскоре в комнату зашла молодая кореянка, видимо, супруга хозяина, и на столе появилась тарелка с рисовой кашей и кусок лепешки. Перекусив, Колесников показал хозяину, что не мешало бы и поспать.

«Наглый, как паровоз», – подумал Павел сам про себя и усмехнулся.

Кореец отвел Павла в небольшую клетушку с железной кроватью. Летчик разулся, улегся поудобнее и тут же заснул.

На рассвете его сдернули с кровати, свалили на пол и начали бить ногами, подсвечивая фонариком. Били трое или четверо. Колесников, очнувшись ото сна под градом ударов, осознал, что сопротивляться бессмысленно, только больше достанется, а раз не убили сразу, значит, пока не собираются.

Он свернулся калачиком, закрыл голову руками и напряг мышцы. Били сильно, но недолго. Потом его вновь бросили на кровать и пристегнули одну руку к спинке наручниками.

Павел понял, кто с ним обошелся так неласково. Понял, когда услышал английскую речь.

«Американцы. Неспроста стреляли на местности между холмами».

Он сунул свободную руку под матрас, где спрятал свой «ТТ». Пистолета там не оказалось.

«И застрелиться нечем. А в плен мне нельзя. Если я даже выберусь, опять начнутся разбирательства, допросы с неприятными вопросами… Биографическая спираль, колесо сансары, чтоб ему пусто было!»

Когда совсем рассвело, в комнату ввалился здоровенный парень в форме морского пехотинца США и звании сержант-майора. Он плюхнулся на табуретку, широко расставил крепкие ноги, обутые в короткие сапожки, и некоторое время молча разглядывал лежащего на кровати Колесникова. Потом представился на русском языке:

– Майкл Котикофф.

Именно с двумя «ф», это сразу же разъяснил сержант-майор, демонстрируя свою нерусскость.