Коричневый путч красных

А первый уже набрал скорость и уходил к городу. Глядя прямо перед собой в едва заметную мелкую сетку трещин на стекле, словно что-то пытаясь рассмотреть со своего места через это переднее стекло, сидел в уцелевшем ЗИЛе человек в ровно надвинутой на лоб короткошерстной меховой шапке, в сером, из толстой и мягкой, с поблескивающим ворсом ткани, пальто, из-под которого чуть выбился сине-вишневый шарф. Его губы были крепко сжаты в обычной, чуть презрительной гримасе, и только кровь, вытекшая из нижней, прокушенной, была странна на этом лице.

Он достал из кармана платок и вытер подбородок, потом, не глянув на платок, сунул его в карман. Так же, не глядя, нажал кнопку.

Сказал в радиотелефон негромко: «Вы будете лично отвечать, если информация об инциденте просочится. Лично с вас спрошу».

Тот, кому был обращен приказ, изумился: человек из ЗИЛа говорил спокойно, твердо, голос его был совершенно обычным.

Ночью ему стало плохо. Рядом с врачами сидела жена, врачи неотрывно следили за тихо гудящими, разноцветно мигающими приборами, ползли на пол бумажные ленты, а она смотрела на него и видела отчаяние, бессмысленно-испуганный взгляд и по-стариковски бедно торчащие волосы, среди которых уже нельзя было найти ни одного не седого.

21

ЗДЕСЬ В НОЧЬ С 20 НА 21 ОСТАНОВЛЕНЫ КПСС - ФАШИЗМ, БОЛЬШЕВИЗМ

ЗДЕСЬ СТОЯЛИ, ЧТОБЫ УМЕРЕТЬ, И ВЫСТОЯЛИ, ЧТОБЫ ЖИТЬ. 7 ОТРЯД

С НАМИ ЕЛЬЦИН И КОБЕЦ - ХУНТЕ НАСТУПИЛ ПИЗДЕЦ!

* * *

МЫ — НЕ «СОВОК». МЫ — ВЕЛИКИЙ НАРОД

Москва, двор «Белого дома», ночь с 20 на 21 августа

20-го, ближе к вечеру, пошли с товарищем в центр. По дороге, на Лубянке, встретили «членовоз». За бронированным стеклом — озабоченный Павлов. «Свиноежик», как его зло прозвали москвичи, едет в Кремль довершать свое черное дело.

В Охотном ряду — колонна мощных танков. Между Манежем и Красной площадью — цепь бэтээров и солдат. К ним липнут толпы штатских, вызывают на дискуссию. Ребята смущены и растеряны. Одни талдычат: «Приказ, приказ». Другие говорят: «Мы ничего не знали. Нам сказали, что в Москве студенческий бунт против призыва». Пожилой дядька атакует командира: «Ну, сколько мы будем еще терпеть весь этот бред?» Тот кричит в истерике: «А я сколько терпеть буду? С утра стою, каждый подходит — и одно и то же, одно и то же…»

На броне группы молодежи. Болтают с солдатами на своем молодежном слэнге, девчонки строят глазки, служивые тают. Вот красотка прикорнула на груди механика-водителя, у того на курносой мордахе — полный кайф. В толпе много приезжих. Ищут земляков среди солдат, обмениваются адресами. Трое красивых узбекских парней, двое в комбинезонах, третий — в модном костюме. Что-то втолковывает землякам. «Янаев», «Павлов», «маршал Язов» и страшный русский мат. Ясненько…