Коричневый путч красных

Вдруг — команда, рев двигателей. Охотный окутывается дымом. Мирно беседующие люди вмиг сбиваются в непрошибаемую стену перед командирским джипом. «Пустите, мы в казармы!» — «Не верим — вы на Горького, потом на Пресню — Ельцина брать». Кое-как договариваются, колонна с лязгом и ревом разворачивается к Лубянке. Неуверенное, жидкое «ура», но большинство не ликует, оно кидается за танками: надо еще поглядеть, куда они идут. Второй раз за эти дни вижу, как человек, такой крохотный, хрупкий, на 80 процентов состоящий из воды, становится на пути стального чудовища, идущего на скорости 30 — 40 километров. Останавливает и поворачивает его. 19-го вот так было на Тверском бульваре. Колонна бронемашин шла по Тверскому бульвару, мимо «Московских новостей», а там и в мирное время Гайд-парк. Свист, рев, мат, лица у солдат в башнях каменные, черные, мертвые. И вдруг люди кидаются между машинами. Пожилая женщина яростно отбивается от мужа: «Трус, какого черта меня держишь!» — «Задавят ведь, дура!» — «Сам дурак — посмотри, что уже люди делают». Колонна встала, одну из машин вмиг облепила толпа молодежи, вьется трехцветный флаг, плечистый парень с черной пугачевской бородой толкает речь с брони: «Если провороним этот час, еще одно поколение обречем на рабство». Солдат показывает указ Ельцина. Улыбки, «ура»… Насмотревшись на все эти чудеса «Москвы при хунте», решил ехать домой. В метро задержался — читал листовку «Мегаполиса» на стене. Парень студенческого вида говорит: «Сейчас всем надо ехать на Пресню, к Ельцину. Если вы москвич, то должны понимать: там этой ночью все решится». Я подумал и решил ехать. И не жалею. Спасибо тебе, сынок, — подарил мне самую великую и святую ночь в моей жизни.

На улице не дождь — дождище. Думал, что народу будет немного. Метро «Краснопресненская» было набито от стены до стены. Сплошной поток шел к «Белому дому». Шли тысячи. Спокойно, деловито, молча, без лихих выкриков. Как на работу. Лица… Они светились, не найду другого слова. Никогда не видел столько прекрасных человеческих лиц: молодых и старых, мужских и женских. Преобладали мужики в самом цвету: от 30 до 40 лет. И очень много молодых. Тех самых наших шалопаев, которых мы без устали ругаем за цинизм, прагматизм и неумеренную любовь к рок-ансамблям. Они и здесь озорничают. Кто в пиратской повязке, кто чалму из полотенца намотал. Слышу реплику: «Я тоже хочу на баррикаду». — «Ты, дева, выбирай: или это занятие, или продолжение рода». Витрины какого-то офиса рядом с парламентом сплошь исписаны стихами и прозой — неужто сотрут, не сохранит никто для истории? Тут соленая ода сексуальным талантам Янаева. Начало ее не могу привести из-за полного неприличия, а конец такой: «Россия — не секретарша». И министр внутренних дел СССР тоже не забыт: «Забьем заряд мы в тушку Пуго».

На набережной танки. Наши, российские танки, перешедшие на сторону народа. Завтра их засыплют цветами, напишут на броне: «Слава армии свободной России». Сегодня танкистов целуют, поят чаем, но в гусеницы — на всякий случай, что ли? воткнуты десятки толстых арматурин, не танк, а прямо дикобраз. Остановился покурить. Седой как лунь дядечка с милым, грустным лицом.

— Ну, какие ваши прогнозы?

— Думаю, долго они не продержатся. Уж больно трухлявые, даже путч толком провести не могут. Руки трясутся, рожи тупые. Но без крови не обойдется. Знаете, я не боюсь ни чуточки, первый на танк полезу. Все равно не жизнь. Вот — гляньте. — Он расстегнул плащ, пиджак, показал рубашку в заплатах. — Нажил за сорок лет работы на этих уродов. Не жалко. Вот ребяток наших жалко будет. А посмотрите, что выделывают, чертенята. — Рядом с танком двое отплясывают ламбаду.

По узенькому проходу между баррикадами сплошным потоком вливаемся во двор «Белого дома». Горят костры. Под непрерывным дождем десятки тысяч людей строятся в цепочки, переходят с места на место, сидят, даже спят в мокрых скверах.

Как мне описать эту ночь? Может, через месяц удастся — сейчас слишком громадны впечатления. А может, опишут те, кто поталантливее. В эту ночь здесь, в осажденном «Белом доме» России, был самый цвет нашей и мировой прессы, литературы, радио и телевидения.