Непрерывно работает внутреннее радио дома. Политковский и Любимов передают информацию по Москве, стране, миру, хрипят, бедные, и каждый раз не могут выговорить «ГКЧП»… Выступает Ростропович — он, заслышав о наших делах, сорвался с места, приехал в Москву, будет с нами до конца, он гордится своим народом. Днем выступал Хазанов, голосом Горбачева говорил, что я, мол, жив и здоров, чего и вам желаю, что в нашем лице он видит «процессы и подвижки». Выступала Елена Боннэр: «Такими грязными, трясущимися руками власть не берут». А вокруг нас то справа, то слева отдаленный гул танковых двигателей. ГКЧП бродит по Москве, не решаясь приняться за «Белый дом». Радио говорит: «Продолжается хаотическое движение войск по Москве, но, может быть, в этом есть какой-то план». Нет у них сейчас ни хрена, никаких планов. Вон ребята были на Смоленке, рассказывают, как группа броневиков бродила по столице: «Они заблудились, их, как мамонтов, обложили — они с отчаяния кинулись на баррикаду». В общем, все это еще расскажут в деталях.
А мне хочется передать атмосферу братства и любви друг к другу, по которой мы так изголодались и в которой прожили эту ночь. Десятки тысяч людей, стиснутых на небольшом пространстве, ни разу не зассорились, не обидели друг друга. Только и слышалось: «Извините», «Не стоит беспокоиться», «Пустяки». По-братски делились сигаретами, пускали по кругу чашку с кофе, доверчиво, как с родными, вступали в разговоры. Я уверен, что в эту ночь ни у кого гривенника из кармана не пропало: блатные — тоже люди. (Уже 21-го на выходе со Смоленки толпа отловила и не пустила к «Белому дому» колонну инкассаторов: «Больно лица хмурые, в бронежилетах и с оружием, нечего им там делать». В толпе двое чуть не подрались: «Что-то чересчур любопытно заглядывал в «Волгу» с деньгами». — «Ах ты, сволочь, выходи, я тебя одной левой». Едва разняли…)
Это мы — «совки» несчастные, не способные проехать в автобусе, чтобы не переругаться, затаптывающие в очередях за водкой и колбасой стариков и женщин. Мы — «отряд гомо советикус», семейство — «сумчатые». Мы не такие, такими нас сделала эта сволочь, гудящая вокруг нас танками. Мы — великий, гордый, прекрасный народ великой страны. Среди нас чуть ли не все оттенки цветов кожи, разреза глаз. Всегда так было: миллионы прекрасных разноплеменных сыновей у России. А вот так не было: независимые соседи-друзья на ее границах. Так будет. Мы подняли на аэростате флаг независимой России, а с ним, на одном тросе, флаги Литвы, Армении, Грузии, Украины.
На первом после победы заседании парламента России было много предупреждений против «эйфории», резкая критика своей плохой работы при подавлении путча. Мне хочется то же самое сказать нам — народу. За время перестройки мы слишком много самоунижались: и «совки» мы, и Россия наша — страна дураков, и не получится у нас ничего. Пора выпрямиться, обрести гордость, и все у нас получится. Пора понять, кто мы есть на самом деле. Кто наши враги, кто друзья и союзники. Я с болью думаю: неужто и теперь, когда мы здесь стоим на баррикадах, там, в Вильнюсе, не поймут, что человек, еще не научившийся говорить по-литовски, может быть другом Литвы и сторонником ее свободы? Что его нельзя обижать ни в большом, ни в малом? Неужели «русскоязычные» не поймут, что кровь, пролитая возле телецентра в Вильнюсе и на Садовом кольце в Москве, — одного цвета и пролита за одно дело — «за нашу и вашу свободу»?
Мы стоим с журналисткой из «ЛГ» Верочкой Орловой, ее мужем Сашей и нашим новым другом — юристом-международником Мишей Васяниным у стены совминовской амбулатории. Напротив нас — «Белый дом» России. Радио передает тем, кто вокруг здания, при появлении войск режима ни в коем случае не вступать с ними в конфронтацию, расступиться, дать дорогу технике. Возможно применение «черемухи» и психотропных средств, заготовьте мокрые тряпки. Люди рвут простыни, делятся тряпьем. Мне достается детская маечка-дефицит… Тем, кто внутри здания, продолжает радио, надо подготовиться к атаке: опустить жалюзи, погасить свет и стрелять без предупреждения в любого, кто ворвется в здание, даже если он в штатском. И опять к людям снаружи — отодвиньтесь от здания на пятьдесят метров. Мы прикидываем: сзади — больница, впереди — парламент, справа и слева — баррикады и высокая ограда «Белого дома». Если они будут стрелять отсюда и оттуда, при таком скоплении народа будет удесятеренная Ходынка. И кирпичом в супостата не запустишь напоследок — это будет провокация. Что же нам делать, в чем наша роль? А стоять, оказывать моральную поддержку тем, кто там, в здании. Надо, как застреляют, разбить окно амбулатории, Верку подсадить, самим влезть. Если, конечно, успеем: окно очень высоко.
Завтра будет великий день России. Обвал событий. Арест хунты. Изумительный митинг у «Белого дома». Завтра будет победа. А пока радио передает: «Через десять минут ожидается штурм парламента. Сформированы группы захвата — возможно, в штатском». Гаснет свет. Взлетает ракета. И пятьдесят тысяч человек стоят не шелохнутся под проливным дождем…