Коридор

Утреннюю прогулку без лишних слов взяла на себя Липа, в середине дня с Абреком выходила во двор Таня, опутав его пораненную свирепую башку самодельным намордником, а вот последняя прогулка перед сном ока­залась самая скандальная. Дети спали, Георгий пса не касался вообще, Липа свое отгуляла утром, а Лева с Лю­сей неменно устраивали по этому поводу скандалы. Ча­ще всего, наскандалившись вволю, демонстрируя друг другу характер, они просто ложились спать, оставляя Абрека, страдающего от стыдной нетерпимости, маяться на сундуке в коридоре. По-щенячьи подвывая, пес впол­зал в большую комнату и молча тыкался холодным но­сом в Липу. Липа просыпалась, очумелой рукой шарила по жесткой собачьей морде и начинала одеваться.

Лева устроился прорабом на стройке в Кунцеве, черт знает где, а с Люсей не вытанцовывалось. Она все еще числилась студенткой пятого курса и с большим трудом смогла устроиться техником-смотрителем в жилой дом на Ново-Рязанской.

Вошедший было на Дедовом Поле в вольную жнь, в Москве Лева о водке и прочем, сопутствующем выпив­ке, скоро позабыл; работал тяжело, возвращался домой поздно, усталый, небритый, в перепачканных глиной са­погах, через всю Москву, а утром к семи – снова на объ­ект. Особенно не разгуляешься. А если он иногда и вы­пивал, то первый в квартире знал об этом Абрек. Как и большинство сильных собак, он не выносил пьяных и пьяный разговор, потому, заслышав в коридоре неуверен­ные шаги хозяина, недовольно сползал с сундука, тяже­лой лапой открывал дверь в большую комнату и с подав­ленным рыком заползал под кровать Липы и Георгия, распихивая чемоданы.

Люсю усталость мужа не заботила: злоба за его раз­гульную жнь на торфянике еще булькала в ней. Рабо­тает и работает, все устают.

Сама же Люся в жэке прижилась… Что ни говори, «Людмила Георгиевна без пяти минут дипломированный Инженер, возраст ее – тридцать с небольшим, самый обольстительный, если верить Бальзаку (так проноси­ла Люся фамилию любимого в настоящее время писателя), да плюс ко всему деловые качества, исполнитель­ность, хватка. Уж чего-чего… И стало быть, главный ин­женер жэка, а следом и начальник ремжилконторы были довольны своим новым сотрудником и старались при ней выглядеть не мордатыми сипатыми мужиками, каковыми они являлись, а элегантными обходительными кавалера­ми. С монтерами, плотниками и сантехниками Люся, ис­пользуя расположение начальства, обращалась строго.

По ходу жни Люся выяснила, что в ее подопечном огромном-многокорпусном доме на Ново-Рязанской оби­тает самый разнообразный народ. И врачи, и директора магазинов, бывшая опереточная актриса и сравнительно молодой, правда, маленького роста, поэт-песенник.

Бывшая опереточная актриса Ирина Викторовна учила Люсю красоте. Однажды Люся, обследовав по вызову артистки засорившийся унитаз, нашла, что унитаз дейст­вительно засорен, и засорен без вины Ирины Викторовны, просто от времени, а следовательно, подлежит ремонту без дополнительной оплаты, на которой настаивали сан­техники. Неделю шли переговоры, обрекшие бывшую ар­тистку на страдания и обращение за помощью к недру­желюбным соседям. Люся прислала к Ирине Викторовне трезвого сантехника, объявив ему предварительно на «торфяном» языке о возможных последствиях его недоб­росовестности, и обязала сменить старый кран на кухне. И пошла лично проверить исполнение. Ирина Викторов­на после всех положенных слов велела ей записать те­лефон и, пожалуйста, звонить без стеснений, если потре­буются билеты на любой спектакль. Люся скромно по­благодарила ее, тихо сказала:

– Ирина Викторовна, а я вам могу еще помочь…

– В чем, Люсенька? – артистически улыбнулась Ири­на Викторовна.

– У меня есть знакомый врач, очень хороший ревма­толог. Еще когда Таня болела… Я с удовольствием вас с ним познакомлю.

– Это, Люсенька, прекрасно, но на какой предмет? У меня, тьфу-тьфу, лошадиное здоровье. Мигрени, прав­да, а в остальном бог миловал, как говорится.

Люся замялась.

– Я думала… у вас так тепло в квартире, а… – Люся не знала, как поделикатней сказать о своем удивлении по поводу того, что ноги Ирины Викторовны были обуты в валенки.

– Ах, вот оно что? – догадалась артистка. – Валенки вас сбили с толка! К здоровью моему они никакого от­ношения не имеют. Это для красоты. Я вам, Люсенька, открою один маленький дамский секрет. Я, как вы знае­те, артистка, артистка оперетты. А у меня – тайну откры­ваю, – у меня волосатые ноги. И нравится, вернее, нра­вилась эта особенность далеко не всем. Конечно, сущест­вует много различных средств. Попросту говоря, можно ноги и брить, но… Валенки самое испытанное и безболез­ненное, нехлопотное средство. Главное, просто, как и все гениальное. Пожалуйста…

С этими словами Ирина Викторовна красивым балет­ным жестом достала ногу черного валенка и подала Люсе как для рукопожатия. Нога действительно была безукорненной, гладкой, в черных, едва заметных то­чечках.

– И чем грубее войлок, тем лучше, – закончила по­каз ног Ирина Викторовна.