Ах, как немного надо, чтобы отец и мать, достигшие преклонных лет, потеряли веру в себя! Их мучает мысль, что они зажились на земле. Как могут они полагать, что нужны вам, если вы более не спрашиваете у них советов? Вы всецело живете настоящим; вы поглощены какою-то одной страстью, и все, что не относится к настоящему, кажется вам отжившим и старомодным. Наконец, вы так заняты собой, своими чувствами и мыслями, что мните себя единственными творцами истории и не улавливаете извечного сходства между эпохами и людьми. Уважение к чужому опыту кажется вам выдумкой, пустой фразой, предназначенной поддерживать авторитет стариков и служить последней утехой их самолюбию. Как велико ваше заблуждение! В мире, в этом огромном театре, не меняются актеры; на его сцене всегда выступает человек; он остается все тем же, только меняет обличья; поскольку его образ изменяют те или иные главные страсти, которые уже давно изучены, то редко бывает, чтобы опыт — эта наука прошедшего — не стал в обычных условиях нашей жизни богатым источником самых полезных уроков.
Итак, будем почитать отцов и матерей хотя бы за то, что в свое время они были единственными наставниками и руководителями нашей жизни, будем почитать и уважать их за безвозвратно ушедшие годы владычества, священный отпечаток которых и сейчас еще лежит на их челе.
Вот в чем ваш долг, самонадеянные дети, которым не терпится самостоятельно шагать по дороге жизни! Ваши родители медлят уступить вам место, но можете не сомневаться: они уйдут; уйдет отец, чьи речи еще дышат неприятною вам строгостью; уйдет мать, чей поздний возраст требует от вас докучных забот; эти бдительные хранители вашего детства, ревностные защитники вашей юности уйдут, и вы тщетно будете искать себе лучших друзей; они уйдут, и, когда их не станет, они возникнут перед вами в новом свете, ибо время, которое старит людей на наших глазах, одаряет их вечною молодостью, когда смерть их уносит от нас; время окружит их сиянием, которого мы не замечали раньше; мы увидим их в свете вечности, где нет ни возраста, ни разницы лет; оставив воспоминание о своей добродетели, они озарятся в нашем воображении небесными лучами, мы будем следить за ними взором в их жилище блаженных, будем созерцать их в этих обителях счастья и славы; и, взирая на окружающий их божественный ореол, мы покажемся сами себе незначительными, даже находясь в цвете лет, даже упиваясь успехами, ослепляющими нас…
— Коринна! — горестно воскликнул лорд Нельвиль. — Не думаете ли вы, что эти красноречивые жалобы относятся ко мне?