Коринна, или Италия

— Три месяца! — вскричала Коринна. — Я буду так долго жить! о, это много, я не надеялась на такой срок! Ах, мне уже стало лучше, — прибавила она, и в ее голосе зазвучали и радость, и печаль; это глубоко тронуло Освальда. — Три месяца — ведь это целая вечность.

Они молча сели в коляску и направились в Неаполь.

Глава вторая

Вернувшись в город, они застали в гостинице поджидавшего их князя Кастель-Форте. В Риме разнесся слух, будто лорд Нельвиль женился на Коринне, и несмотря на то что князь был этим очень удручен, он приехал узнать, верна ли эта новость, и по возможности сохранить дружбу со своей приятельницей, хотя и навеки связавшей свою жизнь с другим. Печальное лицо Коринны и столь необычное для нее подавленное настроение сильно обеспокоили князя; но он не посмел ее расспрашивать, ибо она всячески избегала разговора об этом. В известном душевном состоянии человек опасается кому-нибудь открыться; достаточно одного сказанного или услышанного слова, чтобы разбилась последняя иллюзия, еще позволяющая нам жить. А когда нами владеет какая-нибудь пылкая страсть, мы цепляемся за иллюзию, ибо она позволяет нам щадить себя, подобно тому как мы щадим друга, которого боимся огорчить, открыв ему правду; сами того не замечая, мы оберегаем свою боль, жалея себя.

На другое утро Коринна, столь естественная по природе, старалась казаться веселой и оживленной: она не хотела выставлять напоказ свое горе, к тому же ей думалось, что лучший способ удержать Освальда — это быть по-прежнему приятной в обхождении; итак, она с увлечением заводила беседу на какую-нибудь интересную тему, но внезапно становилась рассеянной, и взгляд ее начинал бесцельно блуждать. Она, на редкость свободно владевшая речью, теперь с трудом подбирала слова и подчас даже говорила невпопад. Тогда она смеялась над собой, но глаза ее наполнялись слезами. Освальд приходил в отчаяние, видя, что она так из-за него страдает, и хотел с ней объясниться наедине, но она тщательно этого избегала.

— Что вы хотите у меня узнать? — спросила она однажды Освальда, когда он особенно настойчиво просил ее с ним поговорить. — Мне жаль себя, вот и все! Я гордилась своими дарованиями, любила успех и славу. Похвала людей, даже мне безразличных, ласкала мое самолюбие; теперь же меня ничто не занимает, но от этих суетных радостей меня отвлекло не счастье, а глубокое уныние. Я не виню вас; я сама во всем виновата, и, быть может, я сумею совладать с собой: нас нередко обуревают чувства, которых мы не можем ни предвидеть, ни подавить. Но я отдаю вам должное, Освальд, моя скорбь заставляет вас страдать, я это вижу. Я жалею и вас; разве чувство жалости не пристало нам обоим? Увы! сострадания достойны все существа, живущие на земле.

Освальд страдал не менее Коринны: он ее горячо любил, но человека его умственного и душевного склада ее история не могла не покоробить. Ему казалось совершенно ясным, что его отец все предугадал, все заранее за него решил, и жениться на Коринне значило бы пренебречь его предостережениями; тем не менее Освальд не мог отказаться от Коринны, и снова им овладевала нерешительность, от которой он надеялся избавиться, поближе познакомившись с жизнью своей подруги. Что до Коринны, то она вовсе не стремилась к брачному союзу с Освальдом: будь она уверена, что он никогда ее не оставит, она не желала бы ничего другого; но она слишком хорошо изучила Освальда и понимала, что для него счастье возможно только в семейной жизни и его отказ жениться на ней означал бы, что он разлюбил ее. Его отъезд в Англию она воспринимала как предвестие смерти: она знала, какое влияние имели на него нравы и воззрения этой страны; напрасно строил он планы провести жизнь вместе с нею в Италии — она не сомневалась, что, оказавшись снова на родине, он ни за что не решится вторично ее покинуть. Вдобавок она сознавала, что вся ее власть над Освальдом основана на ее обаянии, а разве может оно действовать на расстоянии? Разве можно жить в памяти человека, когда он непрерывно испытывает воздействие общественного порядка, тем более могущественного, что он зиждется на чистых и благородных началах?