Коринна, или Италия

Люсиль пришла в себя, но не решилась сказать, что ее так встревожило. С детских лет воспитанная матерью в духе благочестия, она вообразила, что увидела призрак сестры, направлявшийся к могиле их отца и явившийся ей, чтобы укорить ее за невнимание к священному праху, ибо, прежде чем принять участие в празднестве, ей следовало помолиться у его гробницы. Улучив минуту, когда никто, как ей казалось, на нее не смотрел, Люсиль покинула бал. Коринна удивилась, увидев ее одну в парке, и решила, что скоро к ней присоединится лорд Нельвиль: быть может, он вызвал ее на свидание, чтобы получить дозволение просить у матери ее руки. Эта мысль приковала Коринну к месту; но вот она заметила, что Люсиль направила шаги к рощице, где, как ей было известно, находилась могила их отца; тут Коринна в свою очередь упрекнула себя в том, что она первым долгом не пошла пролить слезы на дорогой могиле; она последовала за сестрой, держась от нее в отдалении и прячась за деревьями. Она увидела вдали черный саркофаг, воздвигнутый на месте, где были погребены останки лорда Эджермона. Глубокое волнение заставило ее остановиться, и она прислонилась к дереву. Люсиль тоже остановилась и с благоговением склонилась над могилой.

В эту минуту Коринна была готова открыться сестре и умолять ее во имя отца вернуть ей положение в обществе и любимого человека; но Люсиль торопливо подошла к памятнику, и мужество покинуло Коринну. В сердце женщины столько робости и вместе с тем в нем таятся столь бурные чувства, что безделица может удержать ее от решительного шага, равно как и толкнуть на него. Люсиль опустилась на колени у могилы отца: она откинула назад белокурые волосы, схваченные гирляндой цветов, и в молитвенном порыве устремила свой ангельский взор к небесам. Коринна стояла за деревьями; не опасаясь быть увиденной, она могла следить за сестрой, освещенной лучами луны; внезапно ею овладело какое-то возвышенное умиление. Ее трогало выражение чистоты и благочестия на этом юном лице, в котором было еще столько детского; она вспомнила время, когда была как бы второй матерью для Люсиль, и оглянулась на себя; она подумала, что приближается к тридцати годам, к тому рубежу, после которого начинается закат молодости, меж тем как перед Люсиль открывается необозримое будущее, не омраченное воспоминаниями, раскаянием и укорами совести. «Если я предстану перед Люсиль, — подумала Коринна, — если я заговорю с ней, то смущу ее невинную душу! Я уже столько страдала и могу еще пострадать; а неопытная Люсиль испытает ужасное потрясение и утратит покой; неужто я, которая держала ее в своих объятиях и баюкала на своей груди, толкну ее в бездну горя?» Такие мысли проносились в голове Коринны; но любовь в ее сердце отчаянно боролась с бескорыстным, возвышенным порывом, который увлекал ее к самопожертвованию.

— О мой отец! — громко проговорила Люсиль. — Помолитесь за меня!

Услышав эти слова, Коринна также преклонила колени, попросила отца благословить обеих дочерей и залилась слезами, вызванными чувствами, еще более чистыми, чем любовь. Люсиль, продолжая молиться, отчетливо произнесла:

— О сестра моя, будь заступницей за меня на небесах! ты любила меня в моем младенчестве, не лишай меня и сейчас твоей защиты!

О, как эта молитва тронула Коринну! Голосом, полным жаркой мольбы, Люсиль продолжала:

— Отец мой, простите мне минуту забвения! В этом повинна любовь, которую вы сами внушили мне. Я не виновата, что люблю человека, которого вы предназначили мне в супруги; но завершите свое дело и сделайте так, чтобы он избрал меня своею подругой жизни; я могу быть счастлива только с ним; но он никогда не узнает, что я его люблю, никогда мое трепетное сердце не выдаст своей тайны. О Боже! О отец мой! утешьте вашу дочь и сделайте ее достойною уважения и любви Освальда!

— Да, — тихо повторила Коринна, — внемлите ее мольбе, отец! и пожелайте другому своему дитяти легкой и спокойной смерти.

Коринна собрала все свои силы, произнося эту торжественную молитву. Она достала спрятанное у нее на груди письмо, в котором лежало кольцо, подаренное ей Освальдом, и быстро удалилась. Она прекрасно понимала, что, отослав это письмо Освальду и не сообщив ему, что она приехала в Англию, она порвет все узы, связывающие ее с ним, и отдаст его Люсиль; здесь, у этой могилы, препятствия, вставшие на пути ее любви, представились ей совершенно неодолимыми; она вспомнила слова мистера Диксона: «Его отец запретил ему жениться на этой итальянке», и ей показалось, что ее отец разделял мнение отца Освальда, и оба они осудили ее любовь. Невинность Люсиль, ее юность и красота воспламенили воображение Коринны, и в эту минуту она гордилась, что приносит себя в жертву, чтобы Освальд жил в мире со своей отчизной, своей семьей и самим собой.