Коринна, или Италия

Отправляясь в Италию, Освальд вовсе не думал возобновить отношения с Коринной; он был слишком благороден, чтобы допустить подобную мысль; но если ему не суждено было излечиться от болезни, которая ему угрожала, ему было бы отрадно умереть в Италии, сказав последнее прости Коринне и испросив у нее прощение. Он не мог предполагать, что Люсиль знала о его страсти к ее сестре; он и не подозревал, что во время болезни, в бреду, выдал терзавшую его тоску. Он не был высокого мнения об уме своей жены, потому что она не обладала творческим даром; она улавливала чужие мысли, но сама не высказывала сколько-нибудь интересных суждений. Освальд считал, что эта красивая и холодная женщина выполняет свой долг и любит его, насколько она вообще способна любить; но он не знал, как глубоко умеет чувствовать Люсиль: она тщательно скрывала это от него. Сейчас она из гордости таила свои огорчения; но даже при других, счастливых условиях она никогда бы не позволила себе выказать слишком пылкую любовь даже к мужу. Она стыдилась обнаруживать страстные чувства, хотя все же была на них способна. Строгие правила, привитые ей воспитанием, развили в ней чрезвычайную сдержанность, и она стала печальной и молчаливой: ей было внушено, что не следует открывать своих переживаний, а говорить на другие темы ей не доставляло удовольствия.

Глава пятая

Для лорда Нельвиля были мучительны воспоминания, связанные с Францией. Он проехал ее весьма поспешно; Люсиль не выражала никаких желаний и ничего не требовала, поэтому все решения в путешествии принимал он сам. Они добрались до подножия гор, которые отделяют Дофине от Савойи, и пешком поднялись по так называемой «горной лестнице»: дорога пробита в скале и вход в нее напоминает вход в глубокую пещеру; там темно даже в самые погожие летние дни. Было начало декабря; снег еще не выпал, но осень близилась к концу и вот-вот была должна уступить место зиме. Дорога была покрыта сухими листьями, занесенными туда ветром, ибо деревья не растут на скалистой почве; все кругом говорило об увядании, и не было видно ветвей, вселяющих надежды на будущее наступление весны. Горный пейзаж понравился лорду Нельвилю; проезжая по равнинам, невольно думаешь, что земля создана лишь для того, чтобы давать приют человеку и доставлять ему пропитание; но величавые горы носят печать мысли всемогущего Творца мироздания. Между тем человек везде вступает в дружбу с природой, и дороги, им проложенные, поднимаются на вершины и спускаются в бездны. Недоступной для человека остается лишь великая тайна его души.

В Мориенне с каждым шагом зима все больше и больше давала о себе знать. Приближаясь к Мон-Сени, путник может подумать, что он направляется на север; Люсиль, которая путешествовала в первый раз, боялась обледенелых троп, по которым лошади ступали неверными шагами. Она скрывала свой страх от Освальда, но часто упрекала себя за то, что взяла с собой маленькую дочь; порой она задавалась вопросом, что побудило ее принять подобное решение и пренебречь опасностями столь долгого путешествия: высокие моральные соображения, горячая привязанность к ребенку или же горькое сознание, что Освальд выказывает ей больше нежности, когда она держит на руках Жюльетту. Люсиль была крайне щепетильна в вопросах нравственности и часто терзалась сомнением, правильно ли она поступает. Чем добродетельнее человек, тем утонченнее его чувства и тем больше он подвержен тревогам совести; в таком душевном состоянии Люсиль искала спасения в религии, и долгие безмолвные молитвы успокаивали ее.

По мере того как Освальд и Люсиль приближались к Мон-Сени, природа принимала все более грозный облик; снег падал густыми хлопьями, и земля уже скрывалась под его покровом; казалось, они вступили в ледяной ад, так замечательно описанный Данте{255}. Пейзаж стал очень однообразным: глубокие ущелья, вершины гор, деревья разных пород — все было окутано ровной белой пеленой; реки еще текли у подножья гор, и в воде отражались белые ели, точно призрачные видения. Освальд и Люсиль молча смотрели на это зрелище; слова замолкают в этом царстве льда, и все погружается в безмолвие; вдруг они заметили на широкой снежной равнине вереницу людей в черных одеждах, они несли в церковь гроб. То были монахи, единственные живые существа, обитавшие в этой холодной и пустынной местности; они двигались медленно и торжественно, ибо несли покойника, иначе жестокий мороз ускорил бы их шаги. Природа и люди, растительность и живые существа — все облеклось в траур. Белое и черное — эти два цвета, резко оттенявшие друг друга, поражали взор и наполняли душу унынием.

— Какое грустное предзнаменование! — тихо сказала Люсиль.

— Люсиль, — перебил ее Освальд, — поверьте мне, это не касается вас. «Увы! — подумал он. — Не таковы были предзнаменования, когда я путешествовал по Италии с Коринной. Что сталось с ней теперь? не предвещают ли эти зловещие знаки, что мне грозит горе?»