Кормилица по контракту

Евгения Гавриловна была твердо убеждена, что птицам нельзя ничего, кроме корма и семечек, поэтому крайне редко баловала своего питомца. Валя же, напротив, тайком от тетки подсовывала смышленому попугаю то кусочек халвы, то колбаски из магазина, а то и фруктовой пастилы, которую тот особенно уважал.

Петруша склонил головку набок и тревожно выкатил глаза – казалось, он отлично понял угрозу оставить его без десерта.

– То-то, – удовлетворенно проговорила Валя и осторожно вытянулась на диване, пристроив под голову теткину думку.

13

Отступать было некуда. Валя продолжала ходить на работу и молчала в тряпочку, только исправно покупала себе соки и творог – мать всегда говорила, что женщине в положении необходим кальций.

Между тем фигура ее начала неудержимо меняться. Постепенно расплывалась, исчезала талия, грудь, и так немаленькая, увеличилась почти вдвое, так, что лямки бюстгальтера больно впивались в плечи.

Валя купила на рынке новое белье, несколько пар колготок с широкой мягкой резинкой и свободный свитер. На работе форменный фартук хорошо маскировал ее раздавшиеся формы, а дома, при тетке, она старалась не раздеваться.

Тенгиз также ничего не замечал, он с восторгом гладил и тискал ее грудь и все приговаривал: «Королева, моя королева!» Ей даже смешно порой становилось – до чего эти мужчины наивны и ненаблюдательны, сущие дети.

Первой почуяла неладное Верка. Как-то во время работы она так долго и пристально глядела, как Валя управляется с машинкой, что той сделалось неловко.

– Ты чего? – спросила она Верку, вытирая салфеткой перепачканные руки.

– Ничего, – ответила та, не отрывая взгляда от ее живота, скрытого голубеньким фартуком, – смотрю, что-то ты поправилась. Видать, Тенгизик хорошо кормит.

– Не жалуюсь, – сухо проговорила Валя и отошла к прилавку, за которым ждала покупательница.

Когда она вернулась, Верка тихо и с укоризной произнесла:

– Ты мне голову-то не морочь, врушка несчастная. Сознавайся честно, залетела?

Валя поняла, что отпираться бессмысленно. Да и зачем – рано или поздно все узнают. Она молча кивнула и принялась завешивать сардельки.

– Ну, даешь! – сочувственно протянула Верка. – Чего ж не избавилась?

– Долгая история, – со вздохом сказала она.

– В обед расскажешь, – потребовала Верка.

В обед Валя действительно поведала подруге обо всем, что с ней приключилось. Верка терпеливо и внимательно слушала, а когда она закончила, убежденно произнесла:

– Дура. Надо было последние бабки отдать, а ребенка вытравить. Ну куда ты теперь?

– Рожу, – упрямо проговорила Валя, не поднимая глаз.

– И что дальше? К тетке своей младенца привезешь?

– Нет, не к тетке. Домой, к матери.

Верка насмешливо качнула головой.

– За этим она тебя в Москву и посылала. Будто в вашем Ульяновске нельзя дитя нагулять!

– За этим ли, за тем – теперь поздно судить, – резонно возразила Валя. – Работать буду, денег им присылать. Вырастят, не помрут.

Верка скрестила руки на груди и глядела на нее, как на тяжелобольную.

– Дура, истинно дура, – повторила она. – Папашка-то хоть в курсе?

– Нет пока.

– Вот козел! – Верка даже сплюнула в сердцах себе под ноги, помолчала и добавила серьезно и с горечью: – А узнает, поди, не обрадуется. У них, у мусульман, с этим строго – на своих только женятся.

– Да знаю я, – тихо и отчаянно проговорила Валя. – Все знаю, не трави душу.

На этом их беседа и завершилась. Через неделю Валя решилась и раскрыла перед Тенгизом все карты. Тот был вне себя, кричал, ругался, называл ее «глупой девчонкой» и обманщицей. Под конец этой отвратительной сцены она не выдержала и сказала со спокойной обреченностью:

– Да уймись ты уже. Больно нужен, обойдусь без тебя.

– Что ты такое говоришь, Валя-Валентина! – вскипел Тенгиз. – Как это без меня? Я разве не отец? Просто думать нужно было, когда шла на такое!

– А тебе не нужно было думать? – язвительно заметила Валя. – Мог и сам кой о чем позаботиться. Да и потом – я тебе намекала, а ты, как дундук, ничего не понял.

– А! – Тенгиз безнадежно махнул рукой и повалился на тахту.

Он полежал немного неподвижно, глядя в потолок, на роскошную пятирожковую люстру, а потом потянулся к Вале, позвал в полголоса:

– Иди сюда, ко мне. – И когда она, обиженная, надутая, все-таки приблизилась, села рядом, обнял, прижал к себе. – Ладно, что-нибудь придумаем. Лишь бы до отца не дошло раньше времени.

Валя горько усмехнулась.

– И до тетки.

…Так постепенно ее положение перестало было секретом для окружающих. Скоро о нем знал весь колбасный отдел. Девчонки отнеслись с пониманием, каждая обещала помочь, чем может. Зоя Васильевна стала следить, чтобы Вале доставалось поменьше покупателей, и все уговаривала сходить к врачу:

– Показаться надо, мало ли, какие нелады. Потом-то поздно будет.