Кормилица по контракту

Вскоре после завтрака Ольга Борисовна принесла бумажный конверт. В нем лежала новенькая и хрустящая пятидесятидолларовая купюра.

– Руками не трогай, тут у вас стерильно, – предупредила она и спрятала конверт глубоко в тумбочку.

В двенадцать снова принесли детей. Валя смотрела на выглядывающий из кулька крохотный носишко, слушала едва заметное причмокивание, и ей казалось, что вместе с молоком ребенок высасывает из ее организма злость на Евгению Гавриловну, обиду от предательства Тенгиза, все дрянное, тяжелое, скверное, что накопилось в душе.

Она кормила младенца весь день, и к вечеру в тумбочке уже лежало триста баксов свеженькими, только что отпечатанными бумажками. Валя послушно не притрагивалась к ним, лишь время от времени открывала дверку и любовалась на аккуратную стопку конвертов.

Назавтра утром мальчик крепко спал. Валя пробовала разбудить его, тормошила за щечки, пыталась раскрыть плотно сжатые губки, но тот лишь сердито мотал головкой и корчил уморительные рожи.

– Не хочешь, ну и бог с тобой, – наконец рассердилась Валя.

Она хотела спрятать грудь под рубашку, но в это мгновение малыш, не открывая глаз, поймал ротиком сосок и деловито зачмокал.

– А ты, гляжу, с характером, – уважительно проговорила Валя, испытывая настоящее блаженство от стремительного опорожнения груди.

…Еще через день всю палату отправили на выписку. Валя осталась одна. Ребенка ей продолжали приносить регулярно, и она в отсутствие свидетелей окончательно расслабилась и принялась сюсюкать с малышом:

– Зайчик! Мышонок! Крошечный!

Ей вдруг захотелось окликнуть его по имени. «Интересно, его уже как-нибудь назвали?» – подумала Валя. Когда Ольга Борисовна явилась забирать ребенка, она спросила:

– У него имя есть?

– А как же, – почему-то очень довольным тоном произнесла та. – Есть, конечно. Антошка. Антон Вадимыч.

– Антошка, – тихонько повторила Валя.

Имя малыша ей понравилось, оно ему подходило. Все последующие кормления она старалась произносить его вслух, и ей казалось, что младенец реагирует на это: лицо его переставало морщиться, разглаживалось, становилось напряженно-внимательным – он будто бы вслушивался в сочетание звуков, призванное отныне отличать его от всех остальных существ.

Так прошло еще два дня. В четверг Валю осмотрел сам заведующий отделением и велел Ольге Борисовне к пятнице готовить выписку.

Валя, впервые за все время после родов, серьезно задумалась о том, что станет делать, оказавшись за пределами больницы. О том, чтобы идти к тетке, и речи быть не могло – Валя, хоть и не чувствовала к ней прежней ненависти, все равно не могла простить Евгению Гавриловну до конца, считая ее основной виновницей гибели ребенка.

Тенгиз также отпадал: от него за всю неделю не было ни слуху, ни духу, хотя Валя не сомневалась в том, что он знает обо всех ее напастях. Знает и молчит. Делает вид, будто это его не касается.

Оставалась лишь Зоя Васильевна, которой, кстати, Валя звонила пару дней назад. Та со слезами в голосе просила ее не убиваться, держать хвост пистолетом и, если что, не стесняться и приезжать.

Теперь, когда в наличии у нее была почти тысяча баксов, Валя чувствовала себя значительно уверенней, чем прежде. Она намеревалась немного пожить у Зои Васильевны, а тем временем быстренько снять жилье и отыскать новую работу.

В пятницу после обеда Валя кормила Антошку в последний раз. Ей показалось, что мальчик заметно вырос и повзрослел: личико его побелело, глазки начали понемногу фокусировать взгляд.

– Расти большой, – тихонько проговорила Валя и осторожно коснулась губами малюсенького наморщенного лобика.

У нее больно защемило сердце, однако она постаралась подавить ненужные эмоции и сохранять спокойствие. «У меня еще будут дети», – сказала она себе. Эту фразу наперебой твердили ей врачи, сестры и соседки по палате, и она стала для Вали чем-то вроде молитвы, чтобы выжить, выстоять, не сломаться.

Все же она не удержалась и поинтересовалась у Ольги Борисовны:

– Когда выписывают Антошку?

– Сегодня вечером, как и тебя. – Та смотрела на нее невозмутимо и пристально.

– Интересно, – проговорила Валя с деланым равнодушием, – кто его будет теперь кормить?

Ей действительно было любопытно, как поступит отец ребенка? Наймет настоящую, опытную кормилицу или посадит малыша на искусственные смеси? Скорей второе, ведь мальчик уже немного подрос и не нуждается в грудном молоке настолько остро, как в первые дни жизни.

Ольга Борисовна кашлянула и преувеличенно внимательно поглядела в окно.

– А ты не хочешь?

– Я? Ездить шесть раз в день к ним домой? – Валя изумленно уставилась на сестру.

– Зачем ездить? Будешь жить там, сколько нужно. Полгода или лучше целый год – как положено при кормлении. – Ольга Борисовна заговорщицки подмигнула. – Я специально тебе не говорила раньше времени, решила, ни к чему обнадеживать попусту. Вдруг бы отец передумал – больно дорого стоит такое удовольствие. А он, вишь, не передумал. – Она замолчала, снова твердо и испытующе глядя на Валю.