Время летит быстро, как и всегда, переносит через Рождественские праздники, выводит на вторую половину учебного года, когда уже все сильнее и сильнее работают мысли о приближении производства…
Все шло также, как и год назад…
Также звучали утренние повестки и сборы, читались в классном флигеле лекции, также клубился паром горячих лошадей манеж, мелькали отпускные дни с движением в город и обратно по Ново-Петергофскому проспекту.
Но после святок — в конце января был день, занявший особое и исключительное место в стране воспоминаний.
Из газет и слухов в училище уже знали, что Царь в этом году с большим вниманием относится к посещению Им военно-учебных и других заведений, в которых воспитывалось молодое поколение тогдашней Империи.
— Был у Пажей… был в Павловском институте… был у Правоведов…
— К нам не приедет! — замечал кто-то из пессимистов. — У нас вообще Государи не бывали… Последним посетил Александр II-й… Школа стоит далеко от центра, в глухом месте… Не поедет к нам Царь — не ждите!..
— А я вот говорю, что Государь на этих днях будет — возражал кто-то другой. — Мне, например, известно, что вчера приезжал осматривать въезд в училище царский кучер… Смотрел ворота, двор, изучал углы для заездов…
— Откуда это известно?
— Известно. Я не люблю говорить зря…
Говоривший последним юнкер оказался правым.
Таинственный царский кучер, действительно, приезжал полу-инкогнито в училище, осмотрел и прикинул на глаз то, что ему было нужно по специальности — и опять уехал в свои дворцовые конюшни.
Прошла неделя, другая — все было обычно все шло своим порядком и никто в училище не ехал.
В один из таких дней, мы, после утренних лекций и завтрака, копошились во взводах, переодевая сапоги к езде в манеже и перебрасываясь обычными замечаниями и словами.
Наша небольшая группка — человека три-четыре стояла около одного из окон, выходивших в сад, за которым лежал Ново-Петергофский.
Сквозь деревья был хорошо виден въезд во двор школы, растворенные настежь железные ворота, полосатая будка сторожа, стоявшего у каменного столба.
На Ново-Петергофском было тихо, буднично, лежал темный, растертый ездою снег, двигались редкие пешеходы.
Нам был хорошо виден какой-то старый лабазник, в белом фартуке и с длинною седою бородой клином, стоявший на панели, у входа в свою лавку, расположенную против нашей школы.
И вдруг мы заметили — этот момент почему-то именно был нами замечен, — как лабазник и другой стоящий рядом с ним человек — неожиданно сняли с голов шапки и низко, в пояс, поклонились кому-то.
Кому-то невидимому нам, двигавшемуся со стороны невидимого же Ново-Петергофского, поклонились эти два человека, случайно попавшие в наш кругозор…
И вслед за этим — из-за угла нашего классного флигеля, выехали сани, запряженные в пару крупных вороных коней, покрытых синею сеткой. Полный кучер, с густою черною бородою, в синем кафтане и голубой четырехугольной шапке сидел на козлах, спокойно правя мощными руками красивой и собранной парой.
За кучером на санях сидел офицер, одетый в обычное серое офицерское пальто.
Мы все одновременно поняли и узнали — Царь!
И кто-то восторженно крикнул «ура», которое дружно подхватили другие — и через секунду — это «ура» уже мощно гремело во всех взводах.
— Приехал! Он уже внизу, у дежурной комнаты! Встречать, вниз, в прихожую! Ура!
Растерявшийся и озабоченный влетел во взвод наш сменный офицер — князь Урусов.
— Что вы делаете?! Как же можно кричать во взводах! Нужно спешить в класс и в манеж — начинаются строевые занятия!.. Марш на места!
У нас, действительно, был час разборки и сборки оружия, за которым уже шла езда.
Как облитые холодною водою, помчались мы в классы, тогда как другие смены торопливо бежали в манеж.
В классе нам пришлось сидеть не долго. Где-то у соседей грянул ответ на приветствие — «Здравия желаем, Ваше Императорское Величество» — и спустя две-три минуты — стеклянные двери классной комнаты отворились и в нее просто и свободно вошел Император Николай II-й — в сюртуке Преображенского полковника, с золотыми флигель-адъютантскими аксельбантами у плеча.
Царь — среднего роста, с чистым и белым лицом, окаймленным небольшою русою бородкой, волосы причесаны «на пробор» с левой стороны…
На ногах — простые матовые, хромовые сапоги, в левой руке обыкновенная офицерская фуражка с красным околышем.
Император, улыбаясь, осмотрел наши ряды, подошел к окну, прислонился к его косяку — и стал слушать ответы юнкеров по стрелковому делу и уставам.
Кто-то, отвечая у доски — неожиданно запутался, сбился — и стал «плавать».
Царь его поправил, подсказал дальнейшее и вывел «плавающего» на верную дорогу…
В эти минуты, когда говорилось о построении кавалерийского полка в резервную колонну — как бы неожиданно исчез в классе Император… У косяка окна стоял простой штаб офицер армии, по-видимому хорошо знавший уставные построения, так как все, что говорил Царь, оказалось вполне согласно со строевым уставом…