Корни

В это время приходит в подвал чекист и спрашивает: "Кто тут есть портные?" — дед и отвечает: "Кузьминых". — Записали его имя, сказали: "Потом позовут". Землячок один и спрашивает: "Дак ты, Сана, давно ли в портных-то?" — Он разъясняет: "Портной-то я горевой, дак ведь швейная наверху, в третьем этаже, и коли меня туда пустят, то не к расстрелу дело-то. Вот уж я свой приговор и узнал!". Пока однодеревенец восхищался Саньшиной сообразительностью, пришел боец и повел его в портновскую мастерскую. Там сидят среди гимнастерок и галифе с мелками да с аршинами четверо и давай деда спрашивать: "Кто, — мол, — такой и откуда? Вот я, — дескать, — московский бывал портной, мастерскую на Маросейке имел, Илья Петрович — из Петербурга, Шлема Яковлич — из Харькова, а Лейба Исаич — из самой Варшавы, по пиджакам и визиткам мастер. А ты кто такой?" — Он не особо смутился и отвечает: "Из деревни, — мол, — Жуковой, Камышловского уезда и Режевской волости" — "Ну и что ты там шил в деревне своей?" — "Шил да починял порты, а один раз и пиджак себе перелицевал" — "Ну и зачем ты к нам вызвался с таким умением?" — "А вот зачем. Сидите вы тут, четверо варшавских портных, а утюги греть с третьего этажа к нам в подвал ходите. Дак я вам всем четверым буду носить утюги калить — у вас время и освободится". Засмеялись портные и приняли деда к себе в компанию без возражений. Много уж позже, когда "Архипелаг" в руки попал, вспомнил я дедушкин рассказ, читая, как А.И.С. себя атомным физиком объявил и через то попал в шарашку. На самом-то деле, Ал. Дм. в тот день разделение труда изобрел — голь на выдумки хитра.

"А на следующий день я уже ел баланду не в подвале, а в столовой за одним столом со своим следователем и по зданию без конвоира ходил". Надеяться на скорое освобождение все-таки не приходилось — смерды в Западной Сибири продолжали бунтоваться против городской власти, в руках Степаниды Власьевны только и оставались там, что губернские да кое-какие уездные центры.

При начале советской литературы заместо "Илиады" была "Неделя", повесть про коммунистов в осажденном повстанцами городе (Тюмени по прототипу) пролетарского писателя Юрия Либединского, который потом женился на юной графине Лидии Толстой и наплодил с ней кучу дочек, одну из которых читающая публика знает под именем Таты Губерман, так что он как-бы тесть Игоря Губермана, вот тоже бывают сближения на Божьем свете. А с одним из их внуков мой уже сынок Саня приятельствовал в дошкольные годы, опять скажу: тесен мир! Но до литературного отражения героических будней ребят в кожаных куртках пока далеко, пока что днем дед в швейной трудится или по зданию с горячими утюгами ходит, а ночует, как и раньше, в подвале, в высококультурном обществе интеллигентов, паразитов и контр-революционеров.

К хорошему быстро привыкаешь — так мой сын всегда говорит. Убедившись, что без особого повода его пока расстреливать не планируют, Ал. Дм. стал думать — как там в деревне две его девчонки без матери, а теперь и без отца живут. Очень захотелось хоть на часок в город вырваться, узнать у осевших в Екатеринбурге земляков, как дела дома, что с дочками. Да и невесту, говоря по-честному, хотелось бы повидать. Я такого поворота мыслей представить себе не мог бы, наслышавшись об "ужасах ЧК", но Ал. Дм. это направление стал развивать и даже поделился мечтаниями с одним из своих "варшавских мастеров". Тот сидел давно, больше месяца, все тут знал, со всеми следователями был в прекрасных отношениях — еще бы, при его-то специальности одежду в порядок приводить.