Читаем Корни полностью

Но про моих родителей я должен отдельно написать — это уж и не корни, а часть моей жизни. Сейчас вернемся к дедовым делам. Как бы тяжело не было, а приварок он добывал по командировкам, а участка, как все, под картошку себе не брал. Как ушел из деревни в 22-м, так оставался совсем городским человеком. Так даже в карточное время с 30-го по 35-й год. Тут уж надо было выбирать: огород или постоянные поездки. Только прочитав газету с сообщением о "Пакте Ненападения" с Германией и фотографией рукопожатия Молотова и Риббентропа, Александр Дмитриевич сказал: "Будет война. Придется, Надюша, землю под огород брать. Иначе не проживем". С того времени его своя картошка кормила, почитай, почти до отъезда из Перми в 63-м. Всю жизнь любил он читать и собрал, надо полагать, неплохую библиотеку, Почему "надо полагать"? Так в 43 м их обокрали догола, пришлось деду, чтобы купить простыни взамен украденных, продать свои книги городскому бибколлектору, больше продать было нечего. Я потом встречал его книги и в детской и во взрослой библиотеках Перми. Дома сохранилось всего несколько книг, которые не решились купить молотовские библиотекари. Я запомнил напечатанные в старой орфографии здоровенный фолиант Фламарриона про обитателей других планет Солнечной системы, Достоевского "Дневник писателя" за 1877 год и совершенную жемчужину — напечатанный в 1830 году 5-й том русского перевода "Записок герцогини Абрантес". Это, стало быть, титулованная девица из "бывших", вышедшая замуж за революционного генерала, будущего наполеоновского маршала Жюно. В этой части "Записок" она еще состоит в невестах, а рассказывается о различных волнующих событиях: обручении, болезни тети Матильды, покушении на Первого консула, казни герцога Энгиенского, смерти любимой кошечки и т. д… Хоть и пишет эти мемуары закаленная жизнью старая стерва лет сорока пяти, едва не ставшая по случаю вместе со своим благоверным королевской четой в Португалии, пишет уже после походов в Россию и Испанию, Ватерлоо, Реставрации и Июльской революции, а все-таки восприятие шестнадцатилетки пробивается и читать очень было интересно. Между прочим на томике был штамп библиотеки л. — гв. Семеновского полка, в котором дед не служил, так, что о путях его попадания к деду нельзя даже гадать. Спер у меня эту книжицу кто-то из знакомых, до сих пор жалко.

Опять я отвлекся. Вернемся в Молотов к деду. Вот приходит 1945 год, Война кончается и одновременно с этим в их с бабушкой жизни появляюсь я. Значит, так, и Фекла, и Надежда Гавриловна рожали только дочек, тетя Паня нарожала ему внучек, и я у деда первый наследник мужского пола, а у бабы Нади вообще первый родной внук. Ясно, что у меня исходно очень большие шансы оказаться в центре внимания. Тем более, я как только перестал походить на сардельку, обнаружилось, что похож на деда. Родители мои жили не в самом областном центре, а в маленьком городке Краснокамске, где и монтировался эвакуированный с Украины нефтеперебатывающий завод на котором отец был директором, после того, как его срочно перевели из Баку, спасая от гнева всесильного бакинского Хозяина Багирова. Жили они в домике для начальства на две семьи, что вроде-бы очень походит на нашу теперешнюю жизнь в дуплексе одного из сабарбов Чикаго. Если маме куда-то надо сходить — единственная надежда на присмотр соседских деток постарше. Тут опять, ничего не поделаешь, сближения жизни уводят нас из 1945 года — на этот раз в 1992-ой. Но эпизод сам по себе забавный, и хоть не продвигает нас по биографиям деда с бабкой, зато являет собой поучительный пример из жизни внучика.

Я, конечно, понимаю, что на этих страницах очень отражена моя обычная манера рассказывать случаи жизни с отступлениями в сторону. Как мой покойный друг Володя говорил: "Чтобы твои байки до конца дослушать, надо запастись закуской и водкой". Но ведь оно и в жизни все так устроено, с отступлениями, бифуркациями и аппендиксами. И естественно, что я о других людях рассказывая, все время к себе возвращаюсь, как актер из анекдота. "Что это мы все время обо мне говорим? Давай лучше о тебе. Ты был на моей премьере?". Мои воспоминания, о ком хочу, о том и пишу. Не нравится — пишите свои, Вам тоже есть о чем вспомнить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии