Корни

С прадеда Герша Майзелева и начнем. Знаю я о нем очень немного по отрывкам из каких-то воспоминаний отца и бабушки Доры. Получается, что был он сравнительно богатым купцом в Ростове-на-Дону, т. е. не совсем в "черте оседлости". Дело в том, что посреди Всевеликого Войска Донского, для обитания евреев вообще запрещенного, жили не входящие в казачью автономию два города: Ростов-на-Дону и Нахичевань-на-Дону. Нахичевань слыла армянской столицей, у нее и название по знаменитому городку на Араксе, и население там, в основном, армяне-переселенцы из Турции и Ирана. Кстати, Мариэтта Шагинян, советская литстарушка, родом оттуда и оставила на сей предмет мемуары. А Ростов-на-Дону — ворота Кавказа, с очень давних времен был интернациональным Вавилоном, типа как Одесса. Так и в фольклоре: Ростов-папа и Одесса-мама. Но такие города нигде на свете без евреев не стоят — вот и в Ростове хоть и несколько ограниченном для лиц иудейского вероисповедания, все же могли гнездиться жиды-ремесленники, врачи, адвокаты с университетскими дипломами и купцы первой гильдии. На самом деле, гильдия ведь требовала не столько больших капиталов, сколь желания — и возможности — платить соответствующий налог. А прадед, судя по всему, все ж таки коммерсовал без убытков и даже вел какую-то международную торговлю, может быть, конечно, что и на уровне современных "челноков". Во всяком случае, приходилось ему по коммерческим надобностям ездить в Германию, которая ему очень нравилась, что его, как мы далее увидим, в конце концов и погубило. Бабка любила упоминать, что она "урожденная Майзелева", из чего можно как бы сделать вывод, что фамилия эта чем-то почетна. Сомнительно, конечно, чтобы род ее так-таки шел от того самого пражского Майзеля, который одалживал талеры императору Рудольфу и был спонсором рабби Льва б'н Бецалеля. Но чем черт не шутит, может, мои предки и имеют хотя бы финансовое отношение к созданию Голема, а Майзлова улица в чешской столице, где похоронен первый роботехник, это — наше утраченное фамильное достояние.

После смены исторических формаций прадед Герш, как будто бы, работал в системе советской торговли, но и вскоре оказался на пенсии, так как было ему уже сильно за шестьдесят. Несмотря на это он, похоронив жену, долго во вдовцах не ходил и быстро женился на русской женщине не первой, конечно, молодости, но все же лет на двадцать пять моложе себя. Звали ее, кажется, Любой. Жили они без особых приключений и в согласии до того дня, когда в их город вошли танки группы армий "Юг". Эвакуироваться дед Майзелев категорически отказался, а на рассказы о немецких зверствах над еврейским населением официальным людям отвечал, что не верит в сдачу города — (попробуй возрази!), а близким, что словам большевиков верить не привык, в Германии бывал, в частности, в Любеке в одна тысяча девятьсот втором году, и что ничего такого там не было и быть не могло, а про погромы знали по корреспонденциям из России. Действительно, ведь когда в марте Восемнадцатого баварская пехота заняла Ростов, то только это и спасло еврейское население города от казачьих грабежей и насилий.

К сожалению, молодые воины Великой Германии, вошедшие 21 ноября 1941 года в Ростов-на-Дону, в Любеке начала века не бывали, а о былой немецкой воспитанности сильно подзабыли, пройдя эффективную школу Гитлерюгенда и походов по Польше, Балканам и Украине. Как уж там конкретно вышло — не знаю, но знаю, что пришли к ним в дом, арийку Любу прогнали пинками, а старого еврея не стали отправлять ни в какое гетто, а просто повесили перед входом в дом. Когда через неделю Красная Армия вышибла вермахт и первая немецкая оккупация Ростова закончилась, то он все еще висел, а вдова его сидела у стены и рыдала, что такого мужчины у нее уже никогда не будет. Хочется для семейной гордости думать, что старик оказал сопротивление — плюнул в морду или хотя бы обругал солдат по-немецки. Но есть в этой истории и дополнительная мораль: что раз в жизни и советская пропаганда может говорить правду. Если вернуться в те времена, когда он жив-здоров и успешно коммерсует, то дочек он, как положено порядочному еврею, выдал с хорошим приданым за образованных молодых людей. Про одного из них коротко скажем, что фамилия его Зусманович, зовут Гришей, а по справкам из советских энциклопедий "Гражданская война и интервенция" и "Великая Отечественная война" попозже был он комиссаром корпуса на Южфронте, комдивом, потом служил начполитуправления Северо-Кавказского военного округа под командованием своего приятеля Сёмы Буденного, в 37-м его посадили, но почему-то не расстреляли, в бериевский первый реабилитанс выпустили, как раз к Большой Войне, а в Харьковском котле попал он в плен (то-то радость рейхсминистерству пропаганды — Еврей! Комиссар! Генерал!) и погиб в Аушвице в 43-м. Второй — это как раз мой дед, который пока Шмерка, но невдолге станет Сергеем, не меняя веры, конечно, упаси нас Б'г от такого ужаса.