Корни

Зато он печатал статьи в самых разнообразных журналах. В “Новом мире” — о происхождении шотландцев, в “Уральском следопыте” — о двухногом дубе, выросшем на берегу реки Уфы, в журнале “Советская Арктика” — об опыте разведения клубники за Полярным кругом. В “Известиях ВУЗов. Нефть и газ” было две статьи: “Нефть в Московском государстве в XVI–XVII вв. О возникновении торговли нефтью” и “Ухтинская нефть в Гамбурге в 1747 г.”. Почти каждый год выходили его брошюры — о первом русском нефтянике Федоре Прядунове, о нефтяных названиях на карте нашей Родины и т. п… Практически целая библиотечка по истории русской и советской нефти. Сравнивать это все с работами, которые он вел ДО ареста, например, по брайтстокам, наверное, не стоит. Не его вина, что ему не дали реализовать полностью свой незаурядный потенциал. Я однажды по подростковой дурости ляпнул ему — мол, как же он такую чушь подписал, насчет английского шпиона? Он ответил тихо: “Вот этой рукой, Сережа”. Я посмотрел, а у него ногти так и не восстановились — костяные комочки на концах пальцев.

Попробуем, все-таки, проводить тему о Временах Террора какой-то, ну, хоть полуулыбкой. Одним из самых близких друзей отца и в ВУЗе, и потом в АзНИИ НП был Борис Накашидзе, по дружеской кличке — “Кнез”. Предположим, что мы все знаем, что была, действительно, такая грузинская княжеская фамилия, родовое имя властителей Гурии. Хватало, конечно, Накашидзе и не княжеского уровня. Ну, посмеивались, совершенно беззлобно. А в марте тысяча девятьсот тридцать седьмого адресат старой шутки вдруг очень обиделся при ее очередном повторении и потребовал такое именование прекратить. Ну, понятно, времена доброго юмора как бы закончились.

Так вот, поехал этот самый Накашидзе в Москву, в наркомат. Первый раз в столице, где что — не знает. Его друг и коллега Александр Сергеевич Эйгенсон дал ему туристский план города, на котором все отмечено крестиками: наркомат, гостиница, хороший ресторан, где живут в Москве общие знакомые. Все это, естественно, находилось в центре. Ну, стоит, значит бакинский командированный с этим планом в руках, разбирается с номером дома — к нему подходят. Сами знаете, в любом метро в вестибюле есть комнатка. Там и спрашивают: имя, откуда приехал, где остановился… что делал напротив эстонского посольства с планом в руках и кто, собственно, дал этот самый план… и почему крестики на плане стоят не особенно далеко от германского, польского, эстонского и прочих империалистических посольств.

Ну, отпустили, однако. Видимо, простодушие задержанного очень уж бросалось в глаза, а план был на ту пору уже выполнен, а казенные люди за жалованье обычно ведь не такие энтузиасты, как добровольцы из толпы. Н-но, конечно, могло бы и так сложиться, что раскрыт коварный замысел по подрыву столицы, направляемый из враждебных посольских особняков. И такие прецеденты бывали, сами знаете.

Ладно, прошлого не исправишь. Вернемся в конец 30-х. В это время мой отец активно занимался селективной очисткой масел. Процесс — новый, требовал, что называется, “научного сопровождения”. Результаты были хорошие: качество масел намного улучшилось. Но разработчики из АзНИИ НП решили посмотреть, как там, у потребителя, используют их хорошее масло. Результаты их потрясли. Особенно выдающиеся сообщения были от обследователей колхозов и совхозов Сталинградской области. Там поселяне за неимением бочек или других емкостей рыли в черноземе ямы, в которые наливали с такими трудами полученное и очищенное на НПЗ масло. Сверху его накрывали брезентом, а потом зачерпывали по потребности ведрами. Все-таки, старое правило, что эскадра не может идти быстрее, чем ее самое медленное судно, работало и тут. Разработали программу, главным в которой было — дать сельскохозяйственникам недорогую тару и следить, чтобы ее не использовали для чего-нибудь другого. Но реализовать не успели. Началась война.

Собственно, для отца она началась раньше, в декабре 1939-го, когда его вместе с доцентом А.И. Скобло из бакинской Промышленной академии им. С.М. Кирова и директором ГрозНИИ В.С. Федоровым, будущим министром нефтепереработки и нефтехимии, вызвал к себе в Москву тогдашний топливный нарком Лазарь Каганович. Смысл этого вызова я сейчас изложу не совсем так, как мне рассказывал отец, а еще и с добавлениями, выуженными в старых номерах “Ойл энд Гэз Джорнел” и в старых газетах.