Корни

Я никак не мог понять рассказы отца о том, как “из ничего”, обменом и чуть ли не кражей у других объектов достаются насосы, трубы и прочее. Как же можно в плановой экономике давать задание на строительство такого важного оборонного объекта, не обеспечив его ресурсами? И наказывать за невыполнение. Энтузиазм и патриотизм, конечно, очень важны, но трубы же этим не заменишь! Как-то они все-таки перебивались из кулька в рогожку. Но потом отца все же поставили работать по его специальности — главным инженером завода им. Джапаридзе, основного производителя танковых и авиационных масел в воюющей стране.

И тут, конечно, непросто. Дефицит нужных материалов, требования на поставки масел, исходящие не из возможностей аппаратуры, а из потребностей Красной Армии. Да и недоедание у работников. Отец говорил, что он, почти всю войну получавший карточки по литере “А”, досыта никогда не наедался. Особенно плохо с едой стало после харьковской катастрофы лета 1942 г. Для них это было много более страшное время, чем лето 41-го. Немцы двигались от Харькова к Баку со средней скоростью 70 км в день и Закавказье, всегда жившее привезенным с Севера хлебом, осталось на одних фруктах. А это плохая замена хлебу. По воспоминаниям отца, Баку был завален мандаринами, люди пытались варить из них компот, но без сахара он очень горчил.

С такими темпами фашисты должны были подойти к Баку в октябре. На заводе им. Джапаридзе райкомом был создан партизанский отряд, А.С.Эйгенсон был утвержден начальником штаба. При приходе немецких войск они должны были взорвать свои установки и уходить из города, чтобы в виде азербайджанских народных мстителей жечь землю под ногами оккупантов. Сомнительно, конечно. Есть большие опасения, что селяне такой отряд, состоявший более, чем на две трети из бакинских армян, русских и евреев, попросту сдали бы карателям, появись он в их местности. Просто из самосохранения.

Я спрашивал тридцать лет спустя: “Но если бы… неужели же тебе не приходила в голову мысль уйти, если придут фрицы, в Иран к англичанам, может быть, в Индию, чтобы там продолжать? Как французские голлисты?” — “Нет, даже сам с собой не обсуждал! Просто не возникало таких мыслей”. В общем, тяжело. “Но, — вспоминал отец, — а кому было легко? На фронте? В эвакуации, там, где восстанавливали заводы в чистом поле? А Баку даже не бомбили”. Фюрер надеялся получить промысла и заводы себе — зачем их разрушать?

Немцев удалось остановить в излучине Волги и в предгорьях Кавказа, перед Грозным. Зима 1942 — 1943 гг. была для Баку и всего Закавказья жизнью на острове. Бензин, масла, танковое топливо вывозили танкерами, баржами, пароходами КасПара — Каспийского пароходства — в Красноводск и оттуда вокруг Аральского моря железной дорогой везли на фронт и нищенской долей предприятиям тыла. При погрузке масла в танкер на заводе им. Джапаридзе произошла, частью по усталости людей, частью по недосмотру главного механика, командовавшего работой, авария. Упустили в бухту триста тонн танкового масла. Бог с ней, с экологией, тогда и слова такого никто не знал, но триста тонн! Это случилось в конце января 1942 г., в дни последних боев в Сталинграде и наступления Красной Армии на Ворошиловград и Ростов.

Триста тонн — это более четырех тысяч заправок для танка Т-34. О таких потерях ставят в известность Верховного Главнокомандующего. Должен быть виновный и наказанный. Директор завода — партработник из чекистов, с него и спросу нет. А работой командовал главный механик. Он не то, чтобы был из родственников или друзей Вождя азербайджанских большевиков тов. Мир-Джафара Багирова, но кто-то из его родственников был в друзьях, или кто-то из друзей в родственниках. В общем, он тоже был сравнительно неприкасаемым. Хотя абсолютно неприкасаемых тогда не было: сын Багирова Владимир воевал, как и сыновья Сталина, и героически погиб в воздушном бою. Так или иначе, оставался еще главный инженер, которого, правда, незадолго до аварии как раз вызвали на совещание в местный ЦК.

Отца отстранили от работы, на заводском партсобрании исключили из партии и отдали под следствие. Он вспоминал, что собрание, где все знали истинные обстоятельства аварии, не хотело принимать это решение, но давил представитель горкома, молодой парень, фамилию которого я не хочу упоминать, чтобы не обидеть случайно неповинных других носителей этой распространенной в тех местах фамилии. Он говорил о том, что:

“Мы не позволим господину Эйгенсону марать славное имя советских нефтяников!” Отец вспоминал, что не удержался и сказал напоследок: “Голосуйте, товарищи, за исключение, я все равно буду добиваться справедливости, до Цека дойду, а так вас не отпустят. А вы все или после вахты или до. А Вам, господин Имяреков, насчет славного имени советских нефтяников скажу одно: “Я раньше Вас пришел и позже Вас уйду”.