Корни

Да и со стороны. Однажды у отца зазвонил телефон. “Кто говорит?” — “Папанин”. Тот самый, сo льдины. В это время он уже не в палатке на Полюсе, а служит начальником Главсевморпути и уполномоченным Государственного комитета обороны по перевозкам на Севере. Отец обалдел, но и сам представился: “Эйгенсон” — “Тебя-то мне и надо! Тебя ведь Шурой зовут? Слушай, Шура, мне нужно для Севморпути одну вещь. Одну, всего одну буровую установку!” — “Но у меня нет таких вещей, Иван Дмитриевич”, - “Всего одну! У тебя таких много, я знаю!” И со всем своим грубоватым обаянием навалился по проводу. Еле-еле удалось ему внушить, что хотя и Эйгенсон, и, действительно, Александр — но другой человек и из другого отдела, помочь не может. Понял и бросил трубку, но дяде Шуре почему-то не перезвонил. Может, нашел где-то в другом месте или отпала потребность.

Через полгода отца назначили директором того самого строящегося завода. Он переехал в Краснокамск из гостиницы-”семиэтажки” в областном центре. НПЗ к этому времени уже работал, принимал нефть, давал бензин и мазут, но работы было еще невпроворот. Кто строил? Частью эвакуированные из Приазовья работники, частью местные, частью подневольные спецпереселенцы и трудармейцы. Работа, конечно, тяжкая, особенно с учетом северо-уральского климата. Отец написал потом для заводского музея небольшие воспоминания, цитату из которых недавно привела лукойловская газета “Пермская нефть” (http://permneft.lukoil-perm.ru/article.php?idissue=142&idarticle=2584&): “Над дымящейся паром от мороза водой виднелись силуэты слесарей. Над ними по бровке ямы бегал усатый Крыласов с бидончиком спирта. Время от времени он “взбадривал” из кружечки неутомимых и безотказных тружеников. Щеткин и Бутолин в “ледяных доспехах” (нам смотреть страшно, а они не замечают) торопились восстановить нормальную работу трубопровода и завода. Каждый в то время не мог не быть патриотом, готовым пожертвовать всем для фронта, для Победы”.

Мой папа вообще тогда впервые увидел настоящий метровый снег, сугробы, метели и прочие российские прелести. Ни в Армавире, ни в Баку ничего подобного не водилось, а довоенные командировки в Москву и Ленинград тоже дать хорошее представление не могли. Он, кстати, и теперь несколько раз съездил в Москву, по тем же делам с авиабензином. Новый нефтяной нарком Седин, тот самый, который его извлек из зубов бакинских органов, включил Эйгенсона в состав Спецгруппы по увеличению объемов производства высокооктановых бензинов. Во время одной из московских командировок они жили в одном номере с упомянутым ранее Андреем Фростом. Писали некий документ для наркомата (и далее, судя по всему). Ну, выпили потом, что Бог послал в суровых военных условиях. Фрост несколько разошелся и стал громко сообщать своему соседу и коллеге: “Тут, в гостинице “Москва”, и стены имеют уши!” Отец пытался его урезонить, что имено поэтому можно бы и помолчать. Но без большого эффекта. Еще запомнились пустые, почти без транспорта, московские улицы и французы, летчики из эскадрильи “Нормандия”, которые вечером, на такой вот пустой, совсем безмашинной улице Горького играют в чехарду, прыгают друг через друга.

Во время одной из таких поездок на молотовском перроне к нему подошел узнаваемый по газетному фото подполковник, прославленный “Красной Звездой” и “Правдой” как “капитан Симонов”. Он попросил присмотреть за отправляемой в том же вагоне в Москву мамой. С этого момента знакомство со знаменитым советским поэтом, которого отец всю жизнь глубоко уважал и считал за очень крупного писателя. Они потом несколько раз отдыхали вместе в Кисловодске, и для отца это было истинным праздником.

Вернемся в Краснокамск. Разумеется, тут была та же анархия снабжения, как и при строительстве бакинского завода взрывчатки. Ну, как говорится — “Для этого вас здесь и держим”. К примеру, тут же в городке громадный целлюлозно-бумажный комбинат. Лесу у него — море, может поделиться этим главным для Приуралья стройматериалом. А на НПЗ бывают ситуации, когда какие-то налитые нефтепродуктом цистерны оказываются “больными”, текут. Положено в таком случае, не глядя ни на какие разнарядки, сливать содержимое, чтобы только не пропало. Куда — решает железная дорога или, в данном случае, руководство НПЗ. В общем, все живут и дают жить другим. Но на ЦБК появился новый директор, который начал самоутверждаться. В частности — отказал соседу в сверхлимитном лесе. — “Не положено!” — Что тут докажешь? Действительно — не положено.