Корни

Происходило это так. Идет, к примеру, пароход по Каме. Ну, как это выглядит — я хорошо знал, мы с дедом много по воде путешествовали. Рыбаки с лодки окликают: рыбу для кухни предложат или пивка в судовом буфете хотят купить. Только лодка причалится — с нее два-три мужичка с револьверами. А то и с бомбой. Первым делом капитана за жабры — глушить машину и: "Где касса?" Он, конечно, показывает. — "Сколько тут твоих личных? Забери". — А на остальные расписка — "Временно изъято на дело русской Революции. Александр Лбов, РСДРП" Потом разъясняют капитану, чтоб пароход стоял после ухода экспроприаторов три часа на том же месте — и обратно в лодку. Умный капитан на всякий случай до завтрашнего утра с места не двинется. Пассажиров при этом не трогали — не Ленька все же Пантелеев, знаменитый ленинградский налетчик времен гражданской войны и НЭПа, а идейные борцы с самодержавием. То же самое, включая вопрос о собственных деньгах и заключительное распоряжение не двигаться, на суше, большей частью в кабаках и банках, коих в период послереволюционного экономического подъема расплодилось немерянно. Плюс т. н. фабричный террор, т. е. избиения, а когда и убийства особо дотошных представителей заводской или рудничной администрации. Власть сколько ни устраивала засад на "лесных братьев" — ничего не получалось, только каждый раз боевики уходили, а с места столкновения увозили убитых да раненых полицейских. По-видимому, экспроприаторы делились не только с партией, но, как любые успешные робингуды, и с населением, так что везде у них были информаторы и помощники, а властям помогать просто боялись. Но Стокгольмский V социал-демократический съезд эксы запретил, правда, большевики, особенно на Кавказе, еще маленько прибарахлились и после запрета. Во всяком случае, остались в итоге уральские ребята без франчайзинга, на собственном страхе, риске и идеологическом обеспечении. Дальше как будто начали они переговоры с эсеровской Боевой Организацией — с ее главой и одновременно платным агентом охранки инженером Евно Азефом. Тут и пришел конец прославленному боевику. Я уж плохо помню, но вроде того, что они с Азефом сильно задружили и в знак взаимной любви обменялись оружием — и при очередной полицейской засаде смертоносный лбовский револьвер отказал. Так что дата смерти знаменитого боевика — 1908 год. В Вятке, кажется, дело было. "Лесные братья" после смерти вожака рассеялись, но привычек не забыли. Кое-кто из них снова всплывает на поверхность в 1918 году, как участник похищения и убийства Михаила Александровича Романова[2].

А с дедовой Жуковой деревней дело обстояло так. Был у них однодеревенец, дослужившийся на Мотовилихинском казенном орудийном заводе до мастера. Положение в заводской администрации довольно высокое, а любви со стороны пролетариев, видать, большой не было, потому что в Пятом году, когда в версте от губернской Перми поднялось над баррикадами красное знамя рабочей Мотовилихинской республики, мастера этого вывезли с завода на тачке. Была такая специфически русская форма фабричного террора — не так больно, но позорно. В общем, решил мужик, что приключений на свою задницу он нашел уже достаточно, уволился с завода и вернулся в родную Режевскую волость — к идиотизму деревенской жизни, как доктор Маркс определил бы. Денег, надо полагать, он до этого заработал по сельским меркам достаточно, так что вел, скорее, жизнь рантье, больше всего тратил время на рыбалку. И вот летом как-то идет он по заре с удочками на озеро, а навстречу прохожий человек в войлочной крестьянской шляпе — глядь, а это Лбов, хорошо памятный нашему экс-мастеру по декабрю 1905-го как командир дружинников Мотовилихинской республики. Улыбается приветливо: "Что, — мол, — Иван Иваныч, за рыбкой собрался?". И дальше пошел, ответа так и не дождавшись. Какие тут удочки? Все бедняга побросал и бегом домой: подштанники менять да сидеть в избе за жениной спиной безвылазно полгода, пока в газетах не появилось сообщение о гибели страшного боевика. А вы говорите: "Шамиль Басаев!"