Корни

Кунта насторожился. Впервые с того времени, когда они сговаривались убить тубобов на большом каноэ, у него появилась какая-то надежда. Разум его кипел: бежать, бежать. Он должен ввести тубобов в заблуждение. Он не должен метаться или драться. Они должны решить, что он лишился последней надежды. Но если ему удастся сбежать, то куда идти? Где спрятаться в этой странной местности? Он знал окрестности Джуффуре, как собственную хижину. Здесь он не знал ничего. Он не знал даже, есть ли у тубобов леса, а если есть, сможет ли он найти в них те знаки, по которым ориентируются охотники. Но Кунта твердил себе, что со всеми трудностями можно будет разобраться потом.

Когда сквозь решетку проникли первые лучи солнца, Кунта наконец-то задремал. Но стоило ему закрыть глаза, как его разбудили – или так ему показалось. Необычные чернокожие принесли емкости с водой и едой. Желудок Кунты скрутило от голода, но пища пахла отвратительно, и он отодвинул миску. Язык у него распух, изо рта воняло. Он попытался сглотнуть слизь, скопившуюся во рту, и сделал это с большим трудом.

Он отрешенно смотрел на своих товарищей с большого каноэ. Все они сидели с оцепеневшим видом, уйдя в себя. Кунта повернул голову и посмотрел на тех пятерых, которые уже находились здесь, когда они пришли. На них была рваная одежда тубобов. Кожа двоих имела светло-коричневый цвет сассо борро. Старейшины говорили, что такие дети рождаются у черных женщин, когда их насилует тубоб. Потом Кунта уставился на новичка, которого притащили ночью. Тот сидел, наклонившись вперед, в его волосах запеклась кровь. Кровью была запачкана и надетая на нем одежда тубобов. Одна рука его была повернута под странным углом, и Кунта понял, что она сломана.

Прошло еще какое-то время, и Кунта наконец заснул – и его снова разбудили, но уже позже. Им снова принесли еду, что-то вроде жидкой каши, которая пахла еще отвратительнее, чем то, что приносили утром. Кунта закрыл глаза, чтобы не видеть этого, но когда почти все его товарищи схватили миски и начали жадно пожирать кашу, он решил, что, может, она не так уж плоха на вкус. Если он хочет сбежать отсюда, ему понадобятся силы. Он должен заставить себя поесть – хотя бы немного. Схватив миску, он поднес ее ко рту, сделал глоток, а потом жадно глотал все, пока каша не кончилась. Преисполненный отвращения к самому себе, он отбросил миску. Его затошнило, но усилием воли он сдержался. Он должен удержать пищу в себе, если хочет выжить.

С того дня Кунта по три раза в день заставлял себя есть ненавистную пищу. Однажды черный, который приносил еду, появился с ведром, щеткой и лопатой, чтобы убраться в комнате. А как-то раз пришли два тубоба со жгучей черной жидкостью, которой они прижигали самые страшные раны на теле чернокожих. Раны поменьше присыпали желтым порошком. Кунта презирал себя за слабость, но не мог не дергаться и не стонать от боли, как все остальные.

Глядя на зарешеченное окно, Кунта насчитал шесть дней и пять ночей. Первые четыре ночи он слышал где-то неподалеку крики женщин. Он узнал голоса женщин с большого каноэ. Ему и его товарищам пришлось сидеть, сгорая от стыда за свою беспомощность – они не могли даже защитить своих женщин, не говоря уж о самих себе. Какие еще ужасы их ожидают?

Почти каждый день в комнату вталкивали странных чернокожих в одежде тубобов и приковывали их к стенам. Скорчившись у стены или свернувшись на полу, они стонали от боли. Их явно только что избивали, и они не знали, где находятся и что будет с ними дальше. На следующий день обычно появлялся какой-то важный тубоб, прижимая кусок ткани к носу. Кто-то из новичков начинал выть от ужаса. Тубоб пинал его и кричал, а потом черного уводили.

Доедая принесенную еду, Кунта старался перестать думать, чтобы заснуть. Даже несколько минут отдыха позволяли вырваться из этого бесконечного ужаса, свалившегося на него по божественной воле Аллаха. Когда же Кунта не спал – а так было почти всегда, – он пытался заставить себя думать о чем-то другом, но не о семье и не о своей деревне, потому что стоило ему о них подумать, и к глазам подступали слезы.

Глава 41

На седьмой день после утренней каши в комнату с зарешеченными окнами пришли два тубоба с охапкой вещей. Мужчин с большого каноэ одного за другим поднимали и показывали, как нужно одеваться. Одни вещи прикрывали тело от пояса по ступни, другие – торс и руки. Когда Кунта оделся, его язвы, уже начавшие подживать, тут же стали зудеть и чесаться.

Через какое-то время он услышал снаружи голоса. Они становились все громче и громче. Там собралось много тубобов. Они болтали и смеялись – совсем рядом с зарешеченным окном. Кунта и его товарищи, все в одежде тубобов, сидели, замерев от ужаса перед тем, что должно было произойти – что бы это ни было.