Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

Выйдя на улицу, Владимир посадил сына на шею, тот обхватил его за голову, и они, не спеша, мерно покачиваясь в такт большим шагам носильщика, пошли закреплять родственные чувства на самом лучшем катализаторе этого – природе. Душевный контакт, как ни странно, они установили быстро. Владимир, никогда ранее даже не подходивший к таким человечкам ближе, чем на сотню шагов, воспринимал Витю как ровню и разговаривал с ним по-товарищески, выбирая лишь понятную тему, в основном, о встречающихся и окружающих их предметах, животных и насекомых на дороге. За ними увязались ещё несколько пацанов, и к речке они пришли уже гурьбой, которая быстро попрыгала в воду, едва успев сбросить штаны и рубахи, под которыми больше ничего не было, снова оставив их вдвоём. Раздевшись и оголив Витю, Владимир с удовольствием присоединился к плавающей и ныряющей голой публике, держа сына на руках, а тот, ухватившись за его шею, визжал и вскрикивал от обнимающей прохладной воды, а больше – от радости, что и он, как все ребята, в реке, да ещё и лучше – с отцом.

Потом долго согревались и высыхали под солнцем, играя в догонялки, борясь и, в конце концов, лёжа на помятой траве, болтая невесть о чём. Одно только и запомнилось - Витя спросил:

- Ты где так долго был?

Владимир серьёзно ответил:

- Тебя искал.

- А я тут нашёлся, да?

- Нашёлся.

Он обнял голенького сына, подхватил под попу, а тот его – за шею, и так держались друг за друга, запоминаясь запахами, теплом и токами. Где-то отдалённо шумел под ветром близкий лес, чуть слышно переливчатыми трелями звенели невидимые птицы, и почти совсем не было слышно орущих в азарте и брызгах воды пацанов. Всё в мире вдруг сосредоточилось в них двоих. И тогда они стали по-настоящему родными.

Боясь расстаться и вновь потерять отца, Витя потянул его от речки и подальше от дома к лесу, на поляны за земляникой. Однажды он уже был там с матерью и хорошо запомнил ароматно-сладкий вкус красных пупырчатых ягодок, прячущихся от солнца на тонких ножках под стелющимися тёмно-зелёными листочками. На счастье, их ещё не все выбрали, и новому восторгу малыша, плавящему сердце Владимира, не было предела. В нетерпении он бегал зигзагами от одной увиденной ягодки к другой и вскоре немного удалился от отца, передвигавшегося на корточках и методично обшаривавшего все низкие кустики подряд, собирая ягоды в ладонь.

- Па-а-а-па!!! – пронзительный вскрик Вити на одном дыхании остро вонзился в голову, заставив оцепенеть. Владимир резко поднял голову, и то, что он увидел, запечатлелось у него в мозгу на всю жизнь. Перед малышом, вскинувшим ручонки к судорожно перекошенному рту, медленно разворачивалась чёрно-серая с какими-то светлыми пометинами змея. Уже были видны её треугольная пасть с пружинисто выскакивающим узким, как лезвие, раздвоенным языком и холодные оценивающие безжалостные стеклянные глаза, направленные на сына. Чтобы атаковать наверняка незащищённые нежные ножки, потревожившие её солнечно-затенённые ванны в решётчатой тени кустиков, ей нужно было развернуться полностью. И тогда исчезнет двухметровое спасительное пространство, разделяющее её и жертву. Боже, не карай так жестоко! Это будет уже сверх терпения. Подсознательно, движимый инстинктом и отчаянием, Владимир резко выпрямился, сильно оттолкнувшись от земли, как стрела от тетивы, и, вытянув левую ногу, полетел по направлению к опасности. Он вложил в толчок всё, что имел и мог, и даже сверх возможного для обычных условий. Это помогло: вытянутая нога его опустилась туда, куда целилась – на слабо пока ещё подвижную змею. На мгновенье закрепившись обеими ногами, в амортизационном полуприсяде он подхватил Витю под мышки и резко поднял себе на грудь. Тот тоже среагировал и крепко обхватил отца за шею так, что стало больно. Теперь можно было и расслабиться. Внизу в сапог часто стукала пастью и хвостом змея, теша в агонии неутолённую злобу, вверху в отцову грудь часто колотилось сердце сына, обрётшее надёжную защиту. Так они и стояли как единое целое, пока удары в сапог не затихли. Тогда Владимир отступил на шаг, и оба увидели полураздавленное и ещё судорожно свивающееся и разворачивающееся, но совсем уже не страшное, а жалкое, длинное тело большой гадюки, неумолимо отправляющейся на своё постоянное место жительства и работы – в ад. На сапоге хорошо были видны мелкие потёки напрасно выброшенного яда.

Ягод больше не хотелось, и они пошли домой. Вернее, пошёл Владимир, а Витя так и не слезал больше с рук, безопасно угнездившись в их тёплых объятиях. По дороге обсуждали проблемы осмотрительного сбора ягод и профилактики встреч со змеями, правила поведения, когда те попадутся, а ещё мерзкий вид их, что они едят, где живут, как кусаются, почему без ног, а ходят, и зачем такие длинные. Темы хватило до самого дома.