Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

В свете прорывающейся из-за леса оранжево-жёлтой зари, зажёгшей верхушки высоких елей, Варя, взглянув на Владимира, удивилась, как изменилось его лицо. Оно заострилось и затвердело, брови выпрямились, подбородок потяжелел, а глаза смотрели на неё, уже определяя место в их совместной жизни. Она так и не поняла, что с ним случилось и почему вдруг на неё свалилось такое неожиданное счастье, но не спрашивала, боясь спугнуть его, очнуться в отрезвляющем свете от затемнённой чердачной сказки. Она уже вверила свою судьбу в его мужские руки и радостно-успокоенно ждала, что он прикажет делать дальше. Она уже млела в этом женском счастье, что дороже любой другой доли, чувствовала во Владимире не приятного любовника, а мужчину-опору.

- Он ещё спит, - предупредила Варя.

- Ничего, мы потихоньку посмотрим, - настаивал Владимир.

Они тихо прошли в комнату матери. Там на широкой самодельной деревянной кровати спали худая измождённая седая женщина, совсем не напоминавшая дочь, и рядом с ней, разметавшись во сне и запутавшись ногами в одеяле, малыш-беляш с тонкими русыми коротко остриженными волосами и чистым румяным белым лицом, в чертах которого Владимир явственно узнавал черты погибшего друга. Они ещё не вылепились толком, но ему так хотелось, и он видел схожесть и снова мысленно поклялся, что отныне судьба этого малыша, его сына, будет важнее собственной. Он обязательно увезёт его на Родину и расскажет об отце. «А Варя?» - подумалось тут же, но он пока отогнал от себя эту помеху, решив, что она не главная.

Он наклонился над ребёнком и впервые в жизни, чуть вздрагивая от уже заполонившей любви, поцеловал в лоб, ощутив на губах нежную горячую кожицу и сладко-солоноватый лёгкий вкус пота, отложившийся теперь навечно в его вкусовой памяти. Глаза вдруг запеленало влагой, сердце застучало быстро и торжественно, он почувствовал, что преобразился, приобретя разом такое богатство, став не сам по себе, перекати-полем, а с сыном и, может быть, с женой. Украдкой взглянул на Варю. Та опять плакала без всхлипа и улыбаясь, так же, как в дороге. Кристаллики слёз набухали в уголках глаз и стекали как из родников по круглым щекам на большую грудь, скатываясь в ложбинку.

- Пошли, - позвал Владимир, бросив последний долгий взгляд на сына и радуясь, что тот не проснулся, боясь фальши, обычной для неподготовленной первой встречи.

У калитки они молча обнялись, постояли так недолго, ощущая умиротворяющую родственную близость. Потом он поцеловал её в мокрые глаза и припухшие влажные губы, жалея мать своего сына, осторожно освободился из её объятий, которые уже не были в новизну, и пошёл к дому председателя. Не оборачиваясь, он знал, что она смотрит вслед, и будет так стоять, пока он не скроется, а после пойдёт к сыну, будет сидеть и смотреть на него, плача и от горя, и от радости. Ещё совсем недавно он собирался бежать от Вари, и вот на самом деле бежит и чем быстрее, тем ближе к ней, к ним. Как всё изменилось в его жизни за одну ночь, за один миг перевёрнутой фотографии, и он не имеет права жалеть об этом.

- 8 –

Иван Иванович сидел на ступенях своей высокой веранды и курил, исподлобья наблюдая за приближающимся Владимиром. Он был всё в той же праздничной одежде и, по всей вероятности, в эту ночь не ложился. Когда Владимир подошёл, он встретил его коротким вопросом:

- Ты один?

И по тому, как встретил и как спросил, Владимир понял, что он, Владимир, был причиной бессонной ночи председателя, обречённо ожидающего его с собственной женой. Очевидно, тот уловил вечером уличающую тягу Любы к лейтенанту, да не углядел, когда они сбежали, а может и не хотел видеть, смирившись, и замкнуто переживая каждую измену любимой женщины. Отвечать надо было правду, да и не хотелось лгать этому правильному мужику, тянущему крест за всех: и за праведных, и за грешников. Подумалось, что если у русских все коммунисты такие, то они быстро справятся с военной разрухой. У Бога жертвы не бывают зряшными, и не оплаченными. Вот только насчёт оплаты атеистам он не был уверен.

- Я у Вари ночевал, - ответил Владимир и объяснил почему. – Вчера здесь чересчур шумно было, не знал, куда приткнуться, а тут она встретилась на улице, к себе пригласила. Там я и был до сих пор.

Иван Иванович ещё минуту смотрел на него напряжённо, потом обмяк всем телом, отбросил окурок далеко в кусты, предложил:

- Присядь.

Владимир сел рядом, обхватив колени руками. Лучше бы куда-нибудь уединиться и обстоятельно обдумать свою новую непредвиденную диспозицию и скорректировать действия, но он не посмел отказать Ивану Ивановичу, приязнь и уважение к которому накрепко поселились в его душе, сдерживая собственные желания.

- Небось, насказала обо мне невесть что? – спросил Иван Иванович.

И всё же говорить не хотелось даже с ним.

- Да так, в общих чертах, - нехотя ответил Владимир. – Рассказывала, как машину восстанавливали, как её шофёром сделали. – Добавил: - Очень она вас уважает.