Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

В постели они недолго согревали друг друга: желание вновь овладело обоими, горяча кровь и тело сильнее, чем любой внешний жар. Одеяло снова оказалось на полу, и в сумраке уходящей летней ночи Владимир больше руками, чем глазами, вновь узнавал, уже не торопясь, её большое тело с выдающимися формами, а она, прикрыв глаза и часто дыша, мгновенно повиновалась каждому его движению, открывая все потаённые места, передвигая ноги и руки, и ждала, готовясь к полной самоотдаче. Теперь-то он полностью насладился ощущением её полных грудей с затвердевшими сосками и всё пытался руками сделать из них холмики повыше, чтобы потом лечь на них своей грудью, а они расползались, мягко сваливаясь к бокам, и это вызывало лёгкую досаду, не утишающую, однако, всё увеличивающееся желание, и, не имея больше сил сдерживаться, он лёг на неё между её широко раздвинутых ног, и они, как сговорившись, отдались медленному ритму движения напрягшихся членов, стараясь как можно дольше продлить наслаждение обладания друг другом. Опираясь на локти, он положил её голову себе на ладони и нежно поцеловал в уголки губ, а она жадно ловила его губы своими и чуть ли не кусала их в экстазе, забыв обо всём, кроме жгуче-сладостного прикосновения плоти, что отдавалось во всём её теле то изнеможением, то силой и восторгом.

Потом он снова уходил во двор и обмывался, а она, следуя его примеру, может быть впервые, делала это дома. И опять они лежали, отдыхая, без сна, который не приходил, экономя время. Уже устав, но всё ещё не утолив желания, он уложил её на себя и заставил работать сверху, подталкивая для этого под ягодицы руками и помогая своим телом, и она не отказала ему в этой позе, и он наконец-то с удовлетворением мял и гладил её груди, понуждая её приподнять верхнюю часть тела, чтобы ему было удобнее. Совсем уже опустошённые, они долго лежали рядом на спинах при рождающемся раннем свете утра с открытыми глазами, больше не трогая друг друга. Владимиру было хорошо и спокойно в этом доме с этой женщиной, как было давно и редко, в самом начале встречи с Эммой. Он понял, что надо как можно скорее уходить из этого дома и, ещё лучше, как можно быстрее уезжать из этого поселения, от этой женщины с её обволакивающим покоем, иначе он сам себе станет тормозом в его деле и в возвращении на Родину.

- Варя! Мне пора, - наконец, решился он сказать.

Она глубоко вздохнула, прижалась щекой к его плечу, спросила сонно:

- Зачем? Спи, я уйду, не буду больше мешать.

Он объяснил:

- Боюсь – понравится, совсем останусь. Не боишься?

Она поднялась, накинула рубашку, присела на кровать, испаряя теплоту и уже знакомые запахи.

- Ты не останешься, - сказала утвердительно.

Он удивился её прозорливости.

- Почему ты так думаешь?

Варя ласково погладила ладонью его щеку, а он мимоходом поцеловал эту ладонь, шершавую и пахнущую бензином.

- Потому что ты не любишь меня.

Опять вздохнула выразительно, уже с горечью.

- И никогда не полюбишь. А я вот, кажется, втюрилась не на шутку. Уж больно ты схож с Виктором.

- С кем? – быстро переспросил Владимир, хотя прекрасно расслышал имя. Всё в нём тотчас восстало против того, что она собиралась рассказать ему, будто это было опасно, и чего ещё совсем недавно хотел услышать в дороге. Что-то разом изменилось.

- Такой же чистюля и нежнюля, - вспоминала Варя неизвестного Виктора. – Тоже уважал женщину. С тобой я, как и с ним, чувствую себя любимой, ты душу мою чувствуешь, а не только титьки или ещё что. С Витей это чувство не покидало меня никогда, а с тобой… вот я оделась, и его уже нет. Когда рядом, он был весь со мной, а ты часто куда-то отвлекаешься, сторонишься, как в другую жизнь уходишь, смурнеешь, что-то тревожит тебя, не находишь у меня покоя, вот и не любишь, значит. Я не обижаюсь, ты хороший парень, но не мой.

Она поднялась, предложила:

- Хочешь увидеть Виктора? Никому не показывала, только тебе хочу показать. Пойдём.

А он не хотел, не хотел интуитивно, без каких-нибудь объяснимых причин, будто кто-то невидимый остерегал его, но как об этом скажешь Варе, доверившей ему свою главную тайну.

Одевшись, они вышли из дома и с тыльной стороны его поднялись по шаткой лестнице на чердак, сначала Варя, а потом, подав ей лампу, и он. Предутренний сумеречный свет размывал очертания домов и деревьев, и в этом ему помогал застывший туман, затаившийся в листве и в затенённых местах усадьбы. Поднимавшиеся по лестнице сонного дома на чердак фигуры в размытом свете со стороны казались, наверное, нереальными. Они были бы понятными, если бы спускались. На чердаке было совсем темно и душно. Хорошо, что не пришлось идти далеко внутрь. Почти у самых дверей они остановились. Варя поставила лампу на утрамбованную земляную засыпку, разыскала еле видимые в земле короткие бечёвки, дёрнула за них и высвободила два кольца. Подняв за кольца скрытую деревянную крышку вместе с перекрывающей землёй, она открыла тайник в виде деревянного ящика, на дне которого ничего не было, кроме тускло поблёскивающего в свете лампы вальтера и перевёрнутой фотографии.