Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

- Здесь были ещё золотые серёжки, - говорила Варя, - колечко и тонкий браслет и куча денег в пачках, немецких и наших. Золото я дома перепрятала, немецкие деньги сожгла, мне негде их тратить, а наши отдала Ивану Ивановичу на машину. Они ладили с Виктором.

Она подняла фотографию.

- Тайник этот, - объяснила Варя, - Виктора. Он сделал его перед самым расставанием: показал мне вечером, а утром Виктора забрали.

- Как забрали? Кто? – удивился Владимир.

- Жандармы, - объяснила Варя. – Он своих солдат отправил, а сам ещё остался со мной, да и пробыл четыре дня. Видно, посчитали за дезертира, заждались, вот и нагрянули нежданно. Расцеловал он меня крепко, улыбнулся – так и стоит эта его улыбка до сих пор перед глазами – и ушёл между ними, как между врагами, часто оборачиваясь всё с той же улыбкой. Знал, наверное, что уж больше не увидимся, сдерживал себя, прятал боль в улыбке. А во мне всё как застыло с той поры, пока не почувствовала маленького Витю. Тогда ожила, да напрасно, видать, затюкают мальца, чем я ему помощь? А вырастет и узнает, что скажет? Боюсь, уйдёт.

Присев на корточки, она перевернула фотографию, поднесла её к лампе, произнесла, любуясь сама:

- Вот он.

Владимир чуть не вскрикнул, хорошо, что горло перехватило спазмом, и хорошо, что было темно, а то Варя увидела бы, как побелело его лицо, и застыли широко открытые глаза. И немудрено: с фотографии глядел на него улыбающийся Виктор Кранц в парадной форме пехотного капитана. Варя ещё что-то говорила, но он ничего не слышал. Теперь уже жаром жгло всё лицо, и было горько и до слёз стыдно перед Виктором. За короткое время тот дважды спас ему жизнь и, в конце концов, пожертвовал своей, чтобы Вальтер жил, а этот Вальтер-Владимир залез в постель к его любимой женщине и не потому, что полюбил, а так, походя, совсем не задумываясь: как и что с ней потом будет. Можно ли представить что-либо более гнусное, чем мимолётная связь с женой хорошего друга? Пусть даже мёртвого, но ведь не просто мёртвого, а отдавшего жизнь за тебя? Вольно, конечно, сослаться на неосведомлённость о том, кто она, эта женщина, что отдалась тебе по своей воле, без насилия, но теперь, когда знаешь, что она принадлежала другу, больно и стыдно ещё сильнее. Зачем же он пришёл в этот дом, кто его привёл и заставил надругаться над памятью друга? Всё ОН! ОН, выбравший его, Владимира, для испытания среди таких же песчинок в созданном ИМ злом мире, метящий путь страшными метками и хладнокровно измеряющий терпимую меру боли помеченного. Беспощадна, однако, лаборатория Всевышнего, и бесправны в ней подопытные.

Как только фотография была перевёрнута изображением вверх, он понял, что в ответе за эту женщину, как бы она ни относилась к его навязчивости. И за её сына. Как же он забыл самое главное: у Виктора есть сын, он здесь, и Варя – его мать. Значит, Владимир в ответе за судьбу обоих. Теперь это его сын, первенец.

- Как зовут твоего сына? – спросил он глухо.

- Витей.

Нечто подобное он и предчувствовал. Всё было закономерно и предопределено ещё до того, как они сошли на этой станции, незнакомой для них, и оказались в этом забытом поселении, называемом русскими деревней. За всё нужно расплачиваться, тем более, за сохранённую жизнь. Долги надо отдавать, в этом смысл всей жизни каждого. Владимир бережно взял из рук Вари фотографию, снова перевернул её и аккуратно положил в тайник, навечно запоминая улыбку друга, рядом с пистолетом, возможно, хранившим ещё хотя бы капельку тепла рук Виктора, и предназначения которого для себя Владимир пока не знал.

- Варя! – обратился он к той, что была ещё недавно для него никем, а теперь стала дорогим человеком. – Мы уедем с Марленом сегодня, мне надо устраиваться, но я вернусь за вами, обязательно вернусь и заберу в город. Может, тебе придётся даже выйти за меня замуж, чтобы вырваться отсюда, но потом я не буду тебя неволить: как захочешь, так и будет. А чтобы ты поверила мне как Виктору, разреши воспользоваться этим тайником. У меня есть фронтовые записи, письма, дорогие мне вещи, которые я не хотел бы никому показывать и которые оставлю здесь и обязательно вернусь за ними и за вами. Договорились?

В сумраке чердака, подсвеченная снизу лампой, всё так же на корточках, она внимательно смотрела на него удалённым взглядом, взвешивая на своих женских весах доверчивости его неожиданное предложение, оглушённая и заворожённая вдруг открывшейся перспективой изменить своё поганое существование в деревне с клеймом на себе, а главное – на сыне. Не в силах сдержаться, заплакала, молча роняя свои крупные слёзы в тайник на пистолет и фотографию. Владимир взял её за лицо, отвёл его, чтобы не намокали дорогие реликвии, успокоил:

- Всё будет хорошо, поверь мне, всё. Я буду с вами всегда, пока нужен, пока не прогоните.

Хлопнул её легонько и успокаивающе по широкому натянутому заду, поднялся.

- Пошли, покажи мне сына.