Корни Иггдрасиля

Первопоселенцы заселили лишь узкую полоску земли по всему исландскому побережью. Но они создали из острова страну, проложив дороги от хутора к хутору и от каждого хутора — на альтинг. Они дали имена фьордам, рекам, горам и пригоркам, скалам и отдельным камням, если с этими камнями были связаны памятные события. Читая саги, можно проследить по карте маршруты, как они ходили и ездили на своих коренастых лошадках тысячу лет назад. Путь с восточного побережья Исландии к Полям Тинга на юго-западе страны занимает около семнадцати дней.

Учреждение альтинга в 930 году ознаменовало начало исландского общества и единственного в своем роде общественного строя — исландского «народоправия». В Исландии не было верховной королевской власти; первопоселенцев сплотили в народ силы внутренней связи: общий закон (знаменательно, что закон и общество называется по-исландски одним словом) и общее предание. На альтинге, куда исландцы съезжались на две недели в конце июня, провозглашались законы страны и разбирались наиболее важные судебные дела; здесь заключались торговые сделки, слаживались свадьбы, люди, жившие в разных уголках страны, обменивались здесь новостями. «Мудрым людям, замыслившим создание альтинга, мы более всего обязаны тем, что стали народом, до сих пор живущим в свободной Исландии» (Гильви Гисласон, современный политический деятель).

Общее предание исландцев — это саги. В сагах рассказывается о первых поколениях исландцев, и первый век после учреждения альтинга так и называется — «век саги». Что же такое саги? По своему происхождению — это местные рассказы о запомнившихся событиях прошлого. Существование подобных устных рассказов говорит о традиционности исландского общества, но конечно, не является особенностью Исландии. Б. И. Ярхо в своем переводе «Саги о Волсунгах» привлек внимание к замечательному сходству исландских саг с русскими крестьянскими повестями и особенно с нашими северными сказами. Слово «сага», собственно, и значит — «сказ». Но только в Исландии такие местные «сказы» вышли за пределы своей округи и стали достоянием всей страны. В исландской культуре — и это одна из самых характерных ее особенностей — вообще отсутствует различие между «местным масштабом» и «масштабом страны». Пс этой причине, например, в Исландии никогда не было диалектов: язык жителей отдаленных хуторов и поныне считается даже более правильным, более «чистым», чем язык столицы. Исландцы по сей день не имеют фамилий, а только отчества, т. е. все составляют как бы одну большую семью.

В то время, как анналисты в других странах записывали сведения о событиях государственной важности, исландцы сохранили в своих сагах (известных нам в основном из рукописей XIII–XIV вв.) память о прошлом страны как о жизни сотен и сотен людей. Из саг мы представляем себе, как жили исландцы времен «народоправия» гораздо подробнее и живее, чем жизнь своих соотечественников, скажем, в XVIII веке. Может быть, иные из этих подробностей покажутся читателю излишними. Трудно запомнить всех этих бесчисленных Торгримов и Торстейнов, особенно если некоторые из них упоминаются лишь мимоходом и больше не появляются в саге. Но нужно представлять себе, что для исландцев за этими именами стояли реальные люди «века саги», свидетели событий, о которых рассказывается, и чьи-то предки. Да и сам ход событий часто зависел от того, кто в критический момент встретится герою на пути — болтливая Раннвейг или осмотрительный Гудмунд («Сага о Гисли», глава XII)

Но далеко не все из того, что случилось в реальной жизни, имеет шансы «попасть» в сагу. Жизнь исландцев «века саги» встает перед нашими глазами не как беспорядочное нагромождение фактов — «повесть, / Рассказанная дураком, где много / И шума и страстей, но смысла нет» («Макбет», V. 5), но как жизнь значительная, внушающая уважение. Предки помнились как люди крупные, хотя и в человеческий рост. Местные рассказы переросли в сагах во всеисландский эпос — эпос исторического времени.