Раздался скрежет, и нижняя «челюсть» опустилась, точно мост через ров перед воротами замка. Огромная толпа в страхе подалась было назад, но свист нагаек над головами заставил их остановиться. Из жерла каменной пасти один за другим появились смуглокожие рабы, запряженные в колесные тачки, заваленные иссушенными бледно-серыми бескровными телами.
С первого взгляда казалось, что везут трупы, но с тачек то и дело доносились тихие стоны. Толпа надсадно взвыла от такого зрелища, вопль ужаса смешался с хохотом, похожим на шакалье тявканье, — абары размахивали руками, радуясь любимому развлечению. Смуглокожие невольники подвозили свой ужасный груз к ближайшему ущелью, опрокидывали его туда и возвращались к храму за новым.
Толпа отчаянно выла, не желая двигаться с места. Абарцы, хохоча, теснили ее в разверстую пасть, подгоняя плетьми и остриями копий.
— Не надо больше, отец, — юный кесарь сжал виски, закрыв глаза. — Я больше не могу.
— Смотри, — оборвал его Дагоберт II. — Ты дракон, ты должен видеть это. Должен знать, чтобы преодолеть.
Юный кесарь неожиданно для себя всхлипнул и тут же оглянулся, не видит ли кто. Тронный зал был пуст, лишь мозаичные львы на полу, прекрасные в своей мощи, вечно догоняли длиннорогих антилоп.
— Но, отец, я не хочу! — прошептал юноша. — Ведь это же больно, очень больно. Я каждый день вижу боль вокруг себя, и с каждым часом она гнетет все сильнее. Почему бы мне просто не быть правителем, справедливым и добрым? Ведь именно этого ждут от меня те, кто поклялся служить верой и правдой, поклялся умирать, когда я прикажу идти в бой, или жить изо дня в день, не поднимая головы ходить за сохой или за стадами.
— Ты не сможешь этого, мой дорогой мальчик. Никто не сможет. Человек — потому что слаб, и власть, как голодный хаммари, пожирает, вернее, насухо выпивает его.
Ты говоришь о справедливости, но тебе еще предстоит узнать, что не бывает для всех единой справедливости, и всегда приходится делать выбор, к кому быть несправедливым. И это лишь начало пути. Конец же его — прост и гнусен, как хохот победившего хаммари. Каждый ждет справедливости лишь к себе. А это почти всегда несправедливость ко всем прочим.
— Это ужасно! — воскликнул юный кесарь. — Но ведь это люди. А мы — драконы.
— Да, это так, — вздохнул его отец. — Мы драконы.
Люди есть вода, по велению Творца облаченная в плоть, а мы — огонь. Наши корни, наша кровь — частица Пламени Творения. Мы не знаем жалости и не ведаем справедливости, как не знает их всепожирающее пламя.
— Но это не так, отец. Я же чувствую в душе, что правильно и что нет. А этот груз… он все тяжелее, он давит на меня.
— Верно, сын мой, он и должен давить, как давит молот, опускаемый на раскаленную докрасна сталь будущего клинка. Конечно, ты дракон по рождению, но чтобы стать великим драконом, тебе предстоит пройти суровую ковку.
— Но почему, отец?
— Потому что, как уже было сказано, человек — это вода, и в жилах твоих человечьей крови не меньше, чем драконьей. Творец в неизреченной мудрости своей сотворил всех по образу и подобию своему…
— Я читал и слышал об этом, — нетерпеливо перебил юный кесарь. — Но как такое может быть? Что общего в образе человека, дракона или, не к ночи будь помянут, хаммари?
— Лишь одно, — вздохнул он, — причастность к со-творению. И драконы, и люди, и хаммари, и эльфы с дриадами, сотканные из воздуха или выросшие из зеленого ростка, — не таковы, как были в первые дни. Все мы со-творяем себя, а заодно и миры вокруг нас.
— И хаммари?
— И они тоже. Хорош ли тот мир, который создают они, — другой вопрос. Вернее, надо бы поставить его так — нравится он нам или нет? Их мир практически лишен воды, стихии человека и обожжен вечным пламенем нашего дыхания. Все живущее там — несет смерть здесь. Даже растения той земли мертвы по человеческим меркам. Это кристаллы, питающиеся непрестанным жаром.
Почему хаммари лезут в этот мир, что они намерены делать с ним — на это нет разумного ответа. Как нет ответа, почему сквозь камень тянется к солнцу росток. Почему он не умирает в холодной толще, не лезет вбок или вниз, но только вверх? Можно лишь предполагать.
Также можно думать, что они, хаммари, хотят исправить вопиющую, на их взгляд, несправедливость.
Но, быть может, это как раз часть замысла Творца и потому — высшая справедливость.
— Разве такое возможно, отец? — удивился юный кесарь.
— Посуди сам. Когда бы хаммари не прорывались из своего мира в этот, не было бы нужды в драконах, охраняющих грань между ними. Когда бы после создания драконов хаммари прекратили свои поползновения и в ужасе забились в песчаные норы, драконы по сей день оставались бы одушевленными сгустками пламени.
Лишь настоятельная, крайне жестокая необходимость вынудила наше гордое племя, вырастая из пламенных корней своих, заключить пусть шаткий, но все же союз с людьми. Союз огня и воды, невозможный и все-таки существующий, в котором каждый день, каждый миг приходится смирять неукротимые силы, дабы вода не погасила искры нетленного пожара, а огонь не иссушил дарующую жизнь воду.