Здесь необходимо снова вспомнить о «рабочей оппозиции» в РКП(б), которая сформировалась в недрах производственных профсоюзов в 1920–1922 годах. Ее лидеры – неизменные участники партийных съездов – претендовали на весомые роли в управлении экономикой. С национальной точки зрения эти выходцы из пролетарской среды в подавляющем большинстве были этническими русскими. «Незначительная, но довольно энергичная»[1092]
группа, требовавшая отстранения большевистской интеллигенции и старых специалистов от административных рычагов, находила поддержку в промышленных регионах. И это неудивительно: более внимательное знакомство с биографиями Шляпникова, Медведева, Киселева, Мясникова и др. позволило установить, что они происходят из староверческих центров крупных индустриальных районов России. Правда, в свое время лидеры «рабочей оппозиции» подпали под влияние дореволюционных социал– демократов, растеряв многие ценности, которые были присущи той религиозной общности, откуда они вышли. Шляпников несколько лет провел за границей, впитывая дух революционных приготовлений[1093]; Ю. Х. Лутовинов покончил жизнь самоубийством – из-за недостаточного напора революции; в последний путь его провожали революционеры, включая Троцкого, озабоченные той же проблемой[1094]. Верхи «рабочей оппозиции» ориентировались в первую очередь на постулаты марксистской классики, а не на русское национальное начало, и постулат «русское – превыше всего» у них внятно не звучит. Гораздо больше они переживали о задержке мировой революции, и авторитет Коммунистического Интернационала никогда не ставился ими под сомнение[1095]. На наш взгляд, именно эти обстоятельства и объясняют довольно быстрое поражение «рабочей оппозиции»: апелляции к Коминтерну и сетования на задержку мировой революции рядового русского рабочего всерьез не увлекали. Со своей стороны, и лидеры партии, включая Сталина, отказали в поддержке «рабочей группе». Все понимали: в случае воплощения ее претензий на хозяйственное управление экономику ожидает неминуемый коллапс. Масштабные эксперименты с гипертрофированной ролью профсоюзов, с установлением рабочего контроля периода Гражданской войны – наглядное тому подтверждение[1096].Реакцией на бунт «рабочей оппозиции» стал отказ от левого радикализма и нормализация жизни в русле новой экономической политики, породившей огромные надежды у разных политических сил. Как известно, сторонников НЭПа в партийно-государственных верхах именовали «правыми»; их ключевые интересы концентрировались на самой крупной экономической сфере страны – аграрной. Возрождение деревни, повышение покупательной способности крестьян, развитие различных форм кооперации – вот те узловые точки, вокруг которых строилась доктрина «правых». Причем она касалась не только бедняков и середняков, но и зажиточной части, откуда неизбежно выделялась новая крестьянская буржуазия. Был взят курс на расширение товарно-денежных отношений, аренду земли, применение наемного труда, то есть в конечном итоге – на создание богатеющей деревни, которая составляет опору для развития индустрии. Одним из фирменных приоритетов стала концепция аграрно-кооперативного социализма. Ее приверженцами были Бухарин и Рыков, а одним из разработчиков – профессор А. В. Чаянов, несмотря на молодость, успевший поработать в четвертом составе Временного правительства. К концу 1920-х годов в различные виды сельскохозяйственной кооперации (потребительские, ссудные, производственные, закупочные и др.) оказалось вовлечено около трети крестьянских хозяйств; они обслуживали многообразные потребности[1097]
.