Корни тайны

Похороны Юлии Валерьевны были организованы по высшему разряду. Людей было немного; Станислав решил лично обзвонить всех подруг, друзей и коллег Коминой, которых ему назвали Роман и Виталий Павлович. Все были потрясены; конечно, вызывало удивление и то, что звонит адвокат. Когда второй собеседник выразил удивление и смертью Юлии Валерьевны, и тем, что звонит адвокат, а не сын или Виталий Павлович, Станислав понял, что Комина как человек скрытный не распространялась о процессах, которые они с сыном начали, отстаивая свои законные права на имущество Геннадия Комина — и стал советоваться с Верой — как быть. Вера решительно предложила, что она возьмёт на себя эти звонки — и за полчаса обзвонила всех остальных людей. Она вела беседы так одновременно уверенно и тактично, что ее даже никто не спросил, кто она и почему звонит она, а не Роман.

В день похорон Белогоров сам привез Романа. Выглядел он сильно-ослабевшим, и Станислав хотел его поддерживать, особенно когда он пошатывался, но парень показывал, что справится сам, и явно раздражался из-за того, что ему хотят помочь, как будто он инвалид.

Это он ещё не знал, что Белогоров убедил начальника ОВД направить патрульную машину, чтобы охранять Романа как потерпевшего, на жизнь которого уже было совершено покушение, и более того — ещё и организовал присутствие нескольких охранников своего агентства по периметру кладбища, вокруг траурной церемонии.

Теперь Станислав уже не имел права рисковать, согласовывая все это с Романом. Поэтому ради его безопасности делал то, что считал нужным.

Докин смог найти силы прийти на похороны. Он приходил рано утром, пока ещё никого не было, прощаться с Коминой, а потом приехал и на кладбище. Он едва держался — смерть Юлии Валерьевны его явно подкосила. Станислав, видя это, просил врачей «скорой помощи», которых он пригласил быть неподалеку, опасаясь за здоровье Романа, за Виталием Павловичем тоже приглядывать.

Сам Белогоров держался поодаль, чтобы не привлекать к себе внимание и не выпячивать свое присутствие.

Церемония была непродолжительной, но очень торжественной — как и должно быть, когда из жизни уходят такие скромные, но достойные люди, как Комина.

По окончании церемонии, когда все начали расходиться, Докин подошёл к Роману и крепко обнял его. Он был ему никем — даже не отчимом, но переживал за него как за родного. Он сказал ему:

— Рома, я сейчас уеду — сначала из квартиры твоей мамы, потом вообще из Москвы. Без Юленьки мне здесь делать нечего. Я напишу тебе, когда устроюсь. И телефон мой все тот же, ты всегда можешь мне позвонить.

Роман стоял и кивал. Потом он тоже обнял Виталия Павловича: он прохладно относился к нему при жизни мамы, но теперь он понял, что для мамы Виталий Докин был любимым человеком в последние годы ее жизни.

Как ни старался Роман держаться, здоровье его подвело: вечером дня похорон он явно был в предобморочном состоянии, поэтому Станислав уговорил его согласиться госпитализироваться вновь — на этот раз в частную клинику, где его никто не потревожил бы. При этом Станислав созвонился с Ливией и попросил ее сопровождать Романа в эту клинику и ухаживать за ним — потому что, памятуя встречу с нею, понимал, что на нее можно полностью полагаться.

А сам Станислав вместе с сосредоточился на подготовке к решающему заседанию теперь уже по делу по иску Романа Комина.

А еще, когда позволяло время, Белоогоров прогуливался в районе главного офиса корпорации «ГенКом», надеясь, что близость места смерти Геннадия Комина поможет разгадать ее обстоятельства.

Утром следующего дня они с Верой за кофе обсуждали прошедшие похороны Юлии Валерьевны, она рассказывала детали подготовки, которых Станислав не мог знать.

Вера спросила:

— Слав, ты наследственное дело после Коминой уже сейчас будешь открывать?

— Да, сейчас. Помню об этом. Спасибо. Надо сейчас, чтобы никто не опередил, и чтобы потом не пробиваться, как у Мутновой.

— Будешь открывать у Академкиной?

— Ну а у кого же ещё? Конечно, у Академкиной. Я давно знаю Татьяну Алексеевну, что могу на нее полностью положиться.

— Если хочешь, давай я к ней с документами съезжу, — предложила Вера. — Она же меня хорошо знает.

— Спасибо, Вер. Но я постараюсь сам съездить. К Татьяне Алексеевне нужно лично приезжать — она дама очень строгая, — с улыбкой добавил Станислав.

— Это да, — согласилась Вера, — дама она строгая и с нею сложно. Но зато надёжно, потому что законно.

— Точно! — согласился, в свою очередь, Станислав. — Поэтому и работаю с нею.

В тот же день он позвонил нотариусу Академкиной. Звонил он из своего кабинета, и если бы кто-то смотрел на него в этот момент, он увидел бы, что известный адвокат Белогоров, набирая номер на телефоне и ожидая ответа, не встал, конечно, с кресла и не выпрямился по стойке «Смирно!», но явно собрался и сосредоточился; и уж точно он сидел в кресле ровно, а не оборачиваясь одним локтем на подлокотник.