Корни травы

Он не знал еще что именно и все же чувствовал — что-то не так. Был уверен в этом. Поначалу Эльза выказывала примерное раскаяние — видно было, что ее посетило смятение и страх Божий — но такое поведение от нее и требовалось, оно было в ее духе. Она показала, что не закоснела в грехе. Однако в последние несколько дней она сильно изменилась, выглядит не столь озабоченной и ведет себя с тайным спокойствием, которое его беспокоит. Грешник благополучный — проклятый грешник. Куда девались все ее слезы? Он ее еще не простил. А что, если этот парень шатается где-то поблизости? «Скажите Эльзе, что она еще услышит обо мне». Нет, у него этот номер не пройдет! Длиньше уже велено гнать его отсюда поганой метлой и докладывать о малейшем приближении. Нет, Айвана здесь в эти дни не было. Но даже если бы и был, ему не хватило бы сил убедить Эльзу. Все-таки пройтись по двору будет не лишним. Бдительность! Молись и бди, как говорит Благая Книга.

Пастор увидел спрятанный в кустах велосипед и почувствовал, как его начинает душить ярость, и это вместо того, чтобы все как следует продумать. Вызвать полицию? Парень виноват в злоупотреблении гостеприимством, поскольку его предупредили. Нет, лучше схватить его самому. Но сначала велосипед. Он запер его в мастерской и проверил комнату Эльзы. Она мирно спала. Что ж, парень, кажется, понял, что жить на улице не так-то просто. Проскользнул, наверное, в свою бывшую комнату, чтобы скоротать ночь в безопасности. Надо пойти проверить, парень способен на все.

Но что это за тусклый свет в церкви? Возможно, забыли выключить после занятий хора? Айвана там быть не может, если только не… тут его инстинкт священника был приятно польщен. Аллилуйя, парень понял, что сбился с пути. Дух раскаяния привел его в церковь, чтобы примирить себя с Богом. Вот источник мира в душе Эльзы. Но ведь она должна была ему сказать! В конце концов, радости в Раю больше достанется тем, кто покаялся…

Но когда он приблизился к Молитвенному дому, то услышал вовсе не звуки покаяния, вовсе нет. Оказалось, что гитара подключена к его усилителю, не его, а Бога, конечно, и голос Айвана:

И меч их
Да внидет в сердца их.
Всех и вся,
Всех и вся…

Вместо того чтобы стоять на коленях перед престолом Господним, этот негодяй-еретик танцует под музыку борделей и баров — и это все в его церкви! Подобной мерзости от этого парня он не ожидал. Пастор вспыхнул праведным гневом. Впервые за последние недели он обрел в себе источник ярости, чистый, далекий от личных амбиций, не омраченный неуверенностью. Он подождал несколько секунд, чувствуя, как в нем поднимаются ярость и жажда мщения. Нет, парень явно не в своем уме. Но теперь он в его руках. Никто, ни Эльза, ни кто другой не защитит его. Это злоупотребление, взлом и осквернение святого места. Его святого места! Второй подросток, по виду еще больший подонок, играет на гитаре, а Айван поет:

Угнетатель, он хотел меня сломать,
Дурачком заставить жить-поживать.
И когда он понял — битву выиграл он,
Бог, прости его, ведь что творил не ведал он.
Потому что меч их
Да внидет в сердца их…

Пастор видел и слышал уже достаточно. Более чем достаточно! Освободительный праведный гнев!

—Что ты здесь делаешь! Поешь эту мерзость в моей церкви! — прокричал он.

Оба они застыли. Айван — с открытым ртом, его сообщник — в страхе и удивлении.

—Ваше преподобие, сэр, у меня только этот шанс…

—Шанс, тебе нужен шанс? Ты найдешь его в тюрьме. Я арестую вас обоих. Ты слышишь, арестую!

—За что, сэр?

Второй парень начал понемногу отступать к двери, но Айвана, казалось, ничто не трогало.

—Мы ничего не взламывали, сэр.

Он полез к себе в карман. За чем? За ножом? Он на все способен. Но в руках он держал ключ.

—У нас есть ключ, сэр, мы ничего не взломали.

—Ключ, где вы взяли ключ? — и он замолчал, начиная понимать…

Так же, как и парень этот…

—Нет, Ваше преподобие, это не… Пастор выхватил ключ и выбежал из церкви.

Айван что-то кричал, но он уже его не слышал.

Заспанная и удивленная, она все-таки созналась. Твердо и без сожалений.

—Да, я дала ему ключ, я должна была.

Должна была? Ни капельки раскаяния. Не сознавая, когда это началось, он тряс ее и бил.

—Что? Что? Что еще ты ему дала?

—Ничего, ничего такого.

С каждым ее отрицанием ярость в нем возрастала. Ее щеки разрумянились, и голова моталась под его ударами туда-сюда. Она упала на кровать. Шлюха! Осквернила его дом и его церковь.

—Лгунья! Лгунья! Ты отдала ему свои губы, свое тело. Ты опорочила себя. Лгунья! Шлюха! Блядь!

—Нет, нет. Ваше преподобие, я ничего ему не давала.

В глазах ее стояли слезы, но голос был твердым и уверенным. Он снова швырнул ее на кровать и оставил лежать там, так и не добившись отнее раскаяния.

—Я — ничего — ему — не — давала.

ВЕРСИЯ РИГАНА