Корни травы

—Покойся с миром, мисс Мартин. Покойся с миром. Займи свое благословенное и заслуженное место в окружении Божьей радости и совершенства.

—Аминь! — грохнул Джо Бек, заслужив строгий взгляд от Матери Андерсон. Мисс Ида сделала реверанс и отступила с набожным выражением на лице. Айвану показалось, что в ее глазах играет слабый озорной огонек.

Под жгучими лучами солнца они двинулись процессией, трижды обнесли гроб вокруг маленького двора, а потом понесли мимо свиного стойла, загона для коз, низкой каменной стены и по тропинке туда, где рядом с могилой ее мужа была вырыта свежая могила. Старые побратимы покойницы исполняли приглушенный ритм на барабане Армии Спасения, а Мать Андерсон и ее сестры по Покомании размеренно напевали траурный похоронный марш:

Усни, усни,
Усни и покойся с миром.
Мы крепко любили тебя,
Но Иисус полюбит навеки.
Прощай… прощай… прощай…

Возле могилы было особенно жарко, даже тень гигантского дерева не помогала. Гроб опустили на землю, и все посмотрели на Маас Натти. Он воздел руки вверх жестом священника, как бы требуя тишины, хотя никаких звуков, кроме сдавленных всхлипываний сестер, не было.

—Всем вам известно, что наша сестра, с которой мы сейчас прощаемся, была особенно дорога моей душе — все это знают.

—Аминь!

—Хвала Господу!

—Прежде чем покинуть нас, она высказала мне два желания. Она попросила устроить ей великие похороны, чтобы таким образом восхвалить Бога и выказать свою любовь и уважение ко всем, кто придет с ней проститься.

Он с одобрением оглядел всех присутствующих.

—Аминь! Да славится Его святое имя.

—Она сказала, что хочет быть похороненной в духе. Все вы видите, что так оно и есть. Каждый из вас тому свидетель.

—Аллилуйя!

—Но после Бога и близких ей людей, самыми дорогими для нее были прозрения и вдохновение достопочтенного Маркуса Мосайя Гарви, Вождя и Освободителя Людей.

Маас Натти отчеканил каждое слово имени так, словно это был призыв. При слове «Гарви» четверо пожилых людей чуть выдвинулись вперед, и женщина горячо прошептала:

—Аллилуйя!

—Большинство из вас слишком молоды, чтобы знать это, — продолжал Маас Натти, — но женщина, которую мы хороним, была одной из самых первых и непоколебимых членов Между народной Негритянской Ассоциации Улучшения.

Вновь одобрительный шорох среди четырех старейшин.

— Мисс Аманда, упокой Господь ее душу, твое желание быть похороненной как солдат Бога и Гарви исполнено.

Маас Натти протянул руку, пожилая женщина вышла вперед и подала ему кусок ткани, чуть меньше той, что висела над гробом во время бдения. На нем были вышиты яркие золотые буквы «АМАНДА МАРТИН 1880-1950», а под ними маленькими буквами — «Восстань, могучая раса». Маас Натти с гордостью выставил ткань на обозрение, чтобы все могли увидеть. Когда люди читали надпись, из толпы раздавались одобрительные возгласы. Старик благоговейно положил ткань на гроб, пробормотав что-то, чего никто не расслышал. Потом выпрямился, взглянул на собравшихся и дрожащим от переполнявших его чувств и героического пыла голосом, продекламировал:

Эфиопия — страна отцов наших,
Там, где Боги любят бывать,
И как шторм в ночи вдруг раздастся,
Наши армии погонят их вспять.
В битвах с нами пребудет победа,
И мечи наши сталью сверкнут.
Нас ведет красно-черно-зеленый,
И победа прекрасна, мой друг.

В этот момент четыре хрупких останка разбитой армии возвысили свои хрупкие, как тростник, голоса в страстном молебне, обращенном к мертвому вождю, к рассеянному движению, к отсроченной, но не забытой мечте:

Вперед, вперед к победе,
Африки мощь, восстань!
Красно-черно-зеленый — взвейся!
Победа за нами, вперед!

Слабые древние голоса усиливались в последней строке в утверждении силы и в тоске по великолепию. После положенной паузы мужчины подняли свои инструменты, и медь заблестела под лучами солнца, как тусклое золото. Они стояли словно верные телохранители мисс Аманды, дрожащей правой рукой поднося медь к беззубым ртам, а левой держась за сердце. По причине, которой Айван так до конца и не понял, он почувствовал, что по его щекам текут горячие слезы. Пожилая женщина заиграла ровный приглушенный бит в стиле «милитари». Тромбон пропустил бит и начал с тяжелого хрипа с присвистом, почти как настоящий трубный глас, но тут же исправился, и медные звуки гимна задрожали в воздухе, поначалу нестройно и осторожно, но постепенно набирая силу и наполняя долину надтреснутым великолепием, которое не могло не впечатлить. Когда смолк последний звук, гроб с телом мисс Аманды опустили в могилу.