—Почти, — ответил Айван, когда они покинули поле зрения Длиньши. — Осталось только седло…
—О?
—…но вчера я нашел его, — закончил он, пристально глядя на нее.
Эльза отвела взгляд, и снова на ее губах заиграла легкая улыбка.
—Ты нашел седло? Какой счастливчик.
—Да, у себя на кровати.
—Значит, ты кому-то нравишься.
—Очень надеюсь на это, потому что мне тоже кое-кто нравится.
—Ты ничего не говорил… и все-таки это приятно. — Ее улыбка стала шире, глаза — призывнее.
— Во всяком случае, — сказал он, возвращая улыбку, — на следующей неделе, когда я его закончу, я приглашаю тебя покататься.
—Ну, я не знаю, — ответила она мягко, и ее голос стал печальным.
—Чо, поехали прокатимся, ман, для тебя ведь я его собирал, понимаешь?
Эльза с сомнением покачала головой. — Всего одна поездка, — умолял Айван, глядя на нее горящими глазами. Она отвела взгляд.
—Ну, хорошо… возможно. Все зависит от…
—От чего?
—От того, действительно ли ты честный христианин? Вы, молодые парни, иногда становитесь слишком наглыми.
—Но некоторые христиане тоже наглые, — ответил он.
Ее улыбка исчезла. Она повернулась к нему, нахмурив брови.
—Что ты сказал?
—То, что некоторые христиане тоже наглые.
—Что ты имеешь в виду? Айван, о ком ты говоришь?
—Ни о ком, это просто шутка.
—Ты в этом уверен? Скажи мне честно, что ты имеешь в виду?
—Да ничего особенного. Ровным счетом ничего.
Но Эльза уже повернулась и удалялась прочь, вероятно, чем-то глубоко задетая.
—Спасибо за седло, — крикнул он напоследок.
Айван был возбужден, когда вернулся в мастерскую. Между ними было сказано что-то, вселившее в него невероятное тепло, которое не могли погасить даже слишком любопытные взгляды Длиньши.
—Вот те на!
Айван быстро глянул на Длиньшу, смотревшего вслед Эльзе с откровенным сладострастием во взоре. Все это явно предназначалось для Айвана и донельзя ранило его чувства.
—Вот те на!
—Что случилось, у тебя дыханье сперло?
—Нет, но я бы на твоем месте поостерегся резвиться в саду Его преподобия, понял?
—Я не желаю слушать твои мерзости, Длиньша, понял?
—Возможно, и не желаешь, а лучше бы послушал. Давным-давно уже Его преподобие тянется к этому вишневому деревцу. И когда ягодка созреет, Его преподобие возьмет ее себе. А если Его преподобие не возьмет, тогда я ее для себя приглядел — и сдается мне, что ягодка эта вот-вот созреет, — закончил он, утвердительно прищелкнув языком.
Сгорая от ярости, Айван смотрел, как Длиньша злобно косится на него. Было что-то грязное и непотребное в той манере, с какой Длиньша вел разговор о женщинах. Но раньше он никогда не разевал свой грязный рот на Эльзу.
— Думаешь, Эльза захочет такую черную обезьяну, как ты? Думаешь, это еще одна Талия и тебе опять поможет Кули Рой? — Он сказал это самым обычным голосом и после того, как Длиньша раскрыл рот от удивления, ушел, все еще кипя от ярости.
Маслянистый голосок Длиньши расстроил его чувства. «Мудило проклятый!» — выругался Айван. Его трясло от одной только мысли, что эта косматая горилла смеет в таком духе говорить при нем об Эльзе. И вся эта мерзость о пасторе, она не может быть правдой! Пастор — страж ее нравственности, попечитель. Длиньша врет, вот и все. Врун чертов. А если нет? Тогда это многое объясняет. И то, почему она так боязливо себя ведет, и эту ее странную реакцию, когда он сказал, что некоторые христиане тоже наглые. При мысли о пасторе и Эльзе у Айвана болезненно перехватило горло. Нет, это не может быть правдой; Длиньша, как всегда, мутит воду, стараясь вывести его из равновесия. Такой с виду солидный человек — а сколько в нем сучьего! Но если он не врет? Пастор стал заботиться об Эльзе, когда она была еще девочкой, и у него вся власть над ней… Дело было слишком серьезным, чтобы о нем думать на горячую голову, поэтому Айван направил свой гнев на Длиньшу. Он за все еще заплатит. Но как у него челюсть отвисла, когда я вспомнил Талию и Кули Роя! Хрен старый, не знает, что мне все давно известно. Это его потрясло, а ведь, казалось бы, ничем его не проймешь. Теперь будет задираться в отместку.
В тот самый вечер, когда Айван признался, что работает у пастора Рамсая, выяснилось, что Богарт и компания знают Длиньшу и относятся к нему с нескрываемым презрением.
—Хрен чертов, — сказал тогда Видмарк.
—Смотритель целок в приходе Козлиной Бороды, — добавил Богарт со смехом.
По их словам, Длиньша шпионит за всеми молодыми девушками в церкви и докладывает пастору о каждом их контакте с молодыми людьми. Он не гнушается и прямым шантажом, только бы затащить их в свою постель, поскольку, как они говорят, какая же девушка захочет такую обезьяну?
—Он низкий и подлый человек, раскал, который все врет про девок, — суммировал Богарт. — Ты знаешь, откуда взялось его имя — Длиньша?
Когда Айван отрицательно покачал головой, все начали усмехаться в предвкушении общеизвестной истории, которую придется рассказать снова по причине неведения Айвана. Кажется, во всем Западном Кингстоне не было человека, про которого у них не нашлось бы своей жестокой и возмутительной истории.