Корниловъ. Книга первая: 1917

Товарищи, храбрые на митингах и трусливые в бою, в панике бежали, только завидев блеск туркменских ятаганов, и генерал вдоволь посмеялся над этой картиной, глядя на неё из окна штабного вагона.

— Вы начальник охраны нашего поезда? — обратился он к юному корнету, стоявшему посреди остальных штабных, генералов и полковников.

— Никак нет, Ваше Высокопревосходительство! — ответил корнет.

— А кто же тогда? — хмыкнул Корнилов.

— Сначала Аллах, а потом я! — воскликнул корнет.

Генерал снова рассмеялся.

— Какого вы училища? — спросил он.

— Тверского кавалерийского, Ваше Высокопревосходительство! Корнет Хаджиев, к вашим услугам, — ответил корнет.

— Занятно, занятно, — хмыкнул генерал. — Боевой офицер? Какого вы аула?

— Я из Хивы, Ваше Высокопревосходительство! — гордо произнёс корнет.

Корнилов покачал головой и повернулся, чтобы уйти.

— Иван Павлович, запишите, — произнёс Корнилов, обращаясь к генерал-квартирмейстеру штаба Романовскому. — Охрану штаба впредь назначать только из текинцев, ещё один эскадрон вывести в Бердичев.

У туркмен, плохо говоривших по-русски, было одно важное преимущество по сравнению с обычными пехотными полками. Их не могли распропагандировать товарищи, во всяком случае, пока ничего подобного не происходило, службу туркмены знали твёрдо. То же и с Дикой дивизией, но кавказцы всё-таки казались Корнилову менее управляемыми и предсказуемыми. К тому же, Корнилов, к своему удивлению, обнаружил, что легко понимает туркменский и может общаться с текинцами на их родном языке, что мгновенно подняло его репутацию среди них до небес, а значит, драться за него джигиты будут, как за родного отца.

А вот с верностью остальных полков всё было не так однозначно. И Корнилов намеревался это исправить. Завойко и Голицын присоединились к ним ещё вчера, но принять их с докладом генерал ещё не успел и намеревался сделать это сейчас, перед обедом. Так что он вызвал к себе сразу обоих.

В купе вошёл сперва полковник Голицын, следом за ним Завойко в своей неизменной черкеске. Оба по очереди доложились о прибытии, и Корнилов прищурил чёрные калмыцкие глаза, глядя то на одного, то на другого.

— Какие новости? — спросил генерал. — Как всё прошло?

— Савинков нас поддержит, — сказал Завойко. — Ваши недавние приказы возымели действие.

— Что насчёт комитетов? — спросил Корнилов.

— Запрет комитетов поддержал, но неохотно, — сказал Голицын. — Сказал, не поможет, комитеты будут собираться, но уже тайком. На виду их проще контролировать.

— Вздор. Активистов-комитетчиков нужно убирать, заменять политруками из верных нижних чинов или унтер-офицеров. Свой политрук должен быть в каждой роте, в каждом эскадроне и батарее. Проводить разъяснительную работу, вести агитацию. Я уже объяснял, — сказал генерал.

— Так точно, Ваше Высокопревосходительство, совершенно верно! — выпалил Завойко.

Голицын подобного одобрения не выказывал, но и не протестовал, считая, что командиру виднее.

— Особый упор надо делать на революционную сознательность нижних чинов, — продолжил Корнилов.

— Прошу прощения, но многие офицеры и без того кличут вас «красным генералом», Ваше Высокопревосходительство, — доложил Голицын. — А комитетчики, наоборот, клеймят контрреволюционером за расстрелы и всё остальное.

Корнилов кивнул, как бы соглашаясь и с теми, и с другими.

— На двух стульях мы с вами не усидим, господа. Поэтому нужен третий путь, который привлёк бы наиболее умеренных с той и с другой стороны. Тех, кто хотел бы спасти Россию, а не вернуть всё взад или разрушить её до основания, — сказал генерал. — Как вы думаете, найдутся такие люди?

— Безусловно! — выпалил Завойко.

— Найдутся, — согласился Голицын.

— Вот и ответ, — кивнул генерал. — Сначала опробуем на нашем фронте, потом, дай Бог, и на всех остальных. Что Савинков?

— Уехал в Бердичев вперёд нас, — доложил Завойко.

— Жаль, не дождался нашего поезда, я бы хотел с ним поговорить, — хмыкнул Корнилов.

— В Бердичеве организуем, — пообещал Завойко.

— Да, будьте любезны, — сказал генерал. — Ещё момент. Владимир Васильевич, что вы знаете о большевистской пропаганде в войсках?

Голицын нахмурился.

— Призывают брататься с немцем, бросать оружие. Подначивают солдат дезертировать, мол, в тылу землю без них поделят. Шпионы и провокаторы, однозначно, — сказал полковник.

— Так вот, — кивнул генерал. — Этих нужно вычленять и убирать в первую очередь. А политруки среди прочего должны вести антибольшевистскую пропаганду, чуть позже я напишу тезисно. Братания пресекать. Германец после братания спокойно пойдёт стрелять в нас по первому же приказу, а наши?

Голицын горько усмехнулся, признавая правоту генерала. Тот продолжил.