Корниловъ. Книга первая: 1917

Популизм? Безусловно. Ещё какой. За некоторые пункты его захотят убрать как левые, так и правые, особенно те, кто тесно связан с иностранным капиталом, вроде того же Терещенко. Возможно, даже путём покушения, и именно поэтому Корнилов не спешил публиковать эту программу, хотя многие её пункты совершенно точно нашли бы поддержку в народе.

Так что опубликовать этот документ должен будет кто-то другой. Показать программу Савинкову он пока не решился, тот вёл собственную игру и явно рассматривал генерала всего лишь пешкой в своих грандиозных планах. Доверять ему пока не получалось, тем более, если об этой программе и её авторе узнает Керенский, а вслед за ним и журналисты, то генерал вылетит с должности быстрее, чем успеет сказать хоть слово. Пункты из требований Корнилова к правительству утекли в газеты едва ли не в тот же день.

Нужен был надёжный человек, который и станет ширмой для этой затеи, управляемый, популярный в народе и внешне никак не связанный с Корниловым и вообще с офицерством. Какой-нибудь представитель интеллигенции, сильный оратор и демагог. На эту роль ещё каких-то полгода назад мог бы подойти сам Керенский, но теперь, когда ему власть вскружила голову, он ни за что не согласится плясать под чужую дудку. Да и по критериям надёжности он не проходил.

Корнилов попытался вспомнить всех революционных деятелей, подходивших по категории харизматичных и сильных ораторов. Безусловно, Ленин. Само собой, Керенский. Это две глыбы, способные убедить кого угодно в чём угодно. Рангом пониже находятся Бухарин, Троцкий, Луначарский и прочие. Из меньшевиков — Церетели, из кадетов — Набоков. Никто из них не подходил для намеченной цели. Кто-то из-за своих амбиций, кто-то из-за фанатичной убеждённости, кто-то из-за имеющейся репутации.

Взгляд генерала упал на одну из газет, которыми его ежедневно снабжали адъютанты. Это был владикавказский «Терек», на первой полосе которого напечатали статью Л. Железного про Керенского, но с комментариями одного из авторов редакции. Автор ловко полемизировал с Железным, в целом соглашаясь и дополняя его тезисы собственными тезисами о необходимости социалистических преобразований. Подпись гласила «С. Киров», и генерал возбуждённо хлопнул рукой по столу. Вот, кажется, тот, кто нужен революции.

Глава 21 Могилев

Возвращение в Ставку прошло незаметно, без каких-либо сложностей или происшествий. Там всё так же кипела работа, беспрерывно стучали телеграфные аппараты и пишущие машинки, доносился гул от разговоров. Каждую секунду мелькали фигуры из одного отделения в другое, офицеры генерального штаба с бумагами в руках и аксельбантами на мундирах, седые почтенные генералы с длинными бакенбардами, иностранные представители, выделяющиеся чужой военной формой, англичане, французы, итальянцы, румыны, даже японцы.

Вести с фронта доходили не самые радостные. Немцы продолжали давить на Северном фронте, солдаты продолжали митинговать, сдаваться в плен целыми подразделениями или дезертировать с оружием в руках. Ударников не хватало, держать войска в повиновении с каждым днём становилось всё сложнее. Агитация не прекращалась, немцы постоянно посылали своих солдат брататься. Братания эти проходили не стихийно, а вполне организованно, на протяжении всей линии соприкосновения. Что больше всего удручало, порой из русских окопов брататься выходили даже младшие офицеры.

С немецкой стороны тоже выходили офицеры. Только другие. Офицеры разведки, переодетые в форму нижних чинов, обязательно с гостинцами и говорящие по-русски. Рядовые солдаты к таким мероприятиям не допускались.

Корнилов приказал пресекать огнём любые попытки братания, а так же стрелять по всем немецким «переговорщикам», если только это не их попытка сдаться в плен. Вернувшись в Ставку, он с головой погрузился в работу, в первую очередь, военную. Положение на фронтах требовало его постоянного внимания.

Позиционная война, тлеющая уже три года, давно зашла в тупик. Средств прорыва не имелось ни у той, ни у другой стороны, авиация этого времени особой угрозы не представляла, её можно было сбить винтовочным или пулемётным огнём. Для прорыва нужны были танки, причём достаточно быстрые, а нынешние монстры проекта «Железный Капут» могли только едва ползти по перепаханному снарядами полю, застревая в воронках и траншеях.

Штурмовые отряды, созданные фактически в каждой из воюющих армий, могли ворваться в окопы противника и залить там всё огнём и свинцом, безусловно, прорывая оборону на отдельных узких участках, но дальнейшее продвижение оказывалось весьма затруднительно. Враг подтягивал резервы, и чаще всего штурмовики откатывались обратно на свои позиции. В эти прорывы можно было бы бросать кавалерию, если бы её было достаточно, несчастных лошадей, вынужденных участвовать в этой войне машин, выбили ещё в четырнадцатом году.

Так что войска годами сидели на одних и тех же позициях, маясь от безделья, а скучающий солдат это худшее, что только может случиться. Тем более на войне.