Корниловъ. Книга первая: 1917

— Моя телеграмма от девятого июля о восстановлении смертной казни против изменников и предателей всем известна, — продолжил Корнилов. — Причина, вызвавшая эту телеграмму — это позор тарнопольского прорыва. Это прямое следствие того неслыханного развала, до которого довели нашу армию, когда-то славную и победоносную, влияние извне и неосторожные меры, принятые для её реорганизации. Меры, принятые правительством после моей телеграммы, внесли некоторое оздоровление в армию, но разрушительная пропаганда до сих пор продолжается, и я приведу вам факты.

Манеру сыпать фактами он перенял у Владимира Владимировича, несведущих людей всегда завораживает свободное оперирование фактами и цифрами, и это неплохой способ усыпить бдительность, чтобы затем внезапно огорошить слушателя каким-нибудь неожиданным тезисом, который резко выбьется из череды процентов и промилле и наверняка запомнится.

— За это короткое время, с начала августа, озверевшими, потерявшими всякий образ воина, солдатами убиты командиры: командир стрелкового гвардии полка полковник Быков…

— Почтим память вставанием! — раздался возглас из зала.

Корнилов невозмутимо продолжил зачитывать по памяти.

— …того же полка капитан Колобов. Тяжело избиты и ранены командиры полков 437-го и 43 Сибирского, поднят на штыки своими солдатами командир Дубненского полка Пургасов…

— Повешены ли виновные? — снова выкрикнули из зала.

— Но когда отказавшийся выдать зачинщиков и преступников полк был окружён сводным отрядом и комиссар, под угрозой обстрела всего полка, обратился к ним с требованием их выдать, то пронёсся плач мольбы о пощаде, — продолжил Верховный.

— Позор! — крикнули в зале.

Генерал не обращал внимания на эти выкрики, прекрасно понимая, что людей переполняют эмоции, и тему он затронул крайне горячую и неприятную.

— Преступники были выданы, преданы революционному суду и ждут своей неминуемой участи, — успокоил публику Верховный. — Полки после этого поклялись смыть позор своей измены.

Он пригубил воды из стакана, снова дождался тишины, чтобы продолжить выступление.

— Несколько дней тому назад, когда обозначилось наступление немцев против Риги, 56-й Сибирский полк, столь прославленный в прежних боях, самовольно оставил позиции и, побросав оружие и снаряжение, бежал, — окидывая зал холодным колючим взглядом, произнёс Корнилов. — Только под давлением оружия, после того, когда по телеграфу я приказал истребить полк, он вернулся на позиции.

Делегаты от совдепа враждебно загудели, осуждая подобные меры, с правой стороны зала, наоборот, прозвучали одобрительные возгласы.

— Положение на фронтах таково, что вследствие развала армии мы потеряли всю Галицию, Буковину и все плоды наших побед прошлого и нынешнего года, — произнёс генерал. — Враг уже стучится в ворота Риги, и если наша армия не удержится на побережье Рижского залива, дорога на Петроград будет открыта.

Публика молчала, встревоженная этим напоминанием.

— Были примеры, когда отдельные полки выражали желание заключить мир с немцами и готовы были отдать врагу завоёванные губернии и уплатить контрибуцию, считая по двести рублей на брата, — каждое слово Верховного падало и грохотало, словно мельничные жернова. — Армия должна быть восстановлена во что бы то ни стало. А для восстановления армии необходимо принятие тех мер, которые я доложил правительству и под которыми без всяких оговорок подписались управляющий военным министерством Савинков и комиссар при Ставке Филоненко.

Генерал кратко изложил тезисы той самой записки. В её первоначальном, более жёстком варианте, внимательно наблюдая за реакцией толпы. Правая часть зала кивала при каждом слове, соглашаясь почти со всем, зато представители совдепа хмуро зыркали на Верховного, понимая, что для них реализация этих мер будет началом конца.

Он прошёлся по проблемам снабжения, упомянул об угрозе голода на фронте, и продовольственного, и снарядного, снова оперируя фактами и цифрами, сравнивая производительность военных заводов с дореволюционными показателями. По этим цифрам выходило, что за полгода революции производительность упала больше, чем вдвое, и Корнилов знал, что это не предел.

Настало время перейти к самому вкусному, десерту, оставленному напоследок. К политическим моментам, о которых он обещал не упоминать, но как известно, джентльмен своему слову хозяин, захотел — слово дал, захотел — взял обратно, и Корнилов просто принимал правила игры своих соперников, которые действовали именно таким образом.

— К тому, что я считал долгом доложить вам, я присоединю то, во что я сердцем верил всегда и сейчас теперь наблюдаю: страна хочет жить, — произнёс генерал. — Несмотря на то, что безответственные лозунги, брошенные в тёмную невежественную массу для растления армии и для того, чтобы разрушить крепкую вертикаль власти, продолжают действовать даже сейчас.

Делегаты вновь затаили дыхание, понимая, что сейчас начнётся самая интересная часть.