„Вы садитесь“, — сказала женщина Юшкову. Идти в номер не хотелось. Юшков сел. У женщины был мягкий южный выговор. „Я из Одессы. Дважды в год здесь по месяцу торчу, — сказала она и кивнула в сторону мужчины. — Вот Аркадий Семенович тоже каждый конец полугодия тут. Мы уже здесь как свои стали. В первый раз вам, конечно, будет трудно. Пока связи наладятся“. — „Если вас тут за своих считают, — сказал Юшков, — что же вы так долго без стали сидите?“— „Не получается у них пока хромистая сталь. Как плавка, так брак. А на нет и суда нет“. — „Но вот этому товарищу из Нижнего Тагила удалось?“ — „Еще бы, — ревниво вмешался мужчина. — Он с нарядом на дефицитные электродвигатели. Он им электродвигатели, они ему сталь. Да и то один вагон получил, а ему надо два“.
Похоже было, мужчина не столько Юшкову, сколько женщине хотел объяснить, что подвиги нижнетагильца преувеличены. Женщина возразила: „И с электродвигателями не у всякого получится“. Она хотела защитить нижнетагильца, а получился как бы упрек Аркадию Семеновичу. Она поправилась: „Что говорить, если у нас их все равно нет. — И, недовольная собой, сказала, на мгновение став похожей на Лялю: — Все. Тихо. Сейчас не мешайте мне. Мне надо сосчитать петли“. Юшков попытался понять, в чем тут было сходство с Лялей, но не смог. Женщина считала петли на связанном, а Аркадий Семенович стал произносить другие цифры в том же ритме: „Двенадцать, тринадцать, четырнадцать…“ — сбил ее со счета, и они рассмеялись. Она сказала: „Аркадий, перестань“, и он повеселел.
Спустился по лестнице нижнетагилец. Спросил, кто играет, и важно сказал, усаживаясь в кресло: „Посмотрим, чем они нас сегодня порадуют“. — „Как сосед? — спросила женщина. — Уехал?“ — „Уехал!“ — захохотал нижнетагилец. Теперь, когда Юшков знал, что сила того в электродвигателях, нижнетагилец перестал его интересовать. Они все здесь были соперниками, и в самом худшем положении был он, Юшков.
У барьера с табличкой „Администратор гостиницы“ стояла стройная женщина в золотистом парике и в строгом синем костюме. Она разговаривала с администраторшей и отстранилась, давая Юшкову возможность подойти к барьеру. „Тут у вас товарищ из Херсона освободил койку в двухместном номере, — сказал Юшков. — Я хочу на его место“. „А больше вы ничего не хотите?“ — спросила администраторша. Юшков оскорбился: „Это вы у меня спрашиваете?“ — „Я уже выписала вам место. Что же, вам дважды в день постель будут менять?“ — „Поля, — вмешалась женщина в парике, — удовлетвори просьбу товарища“. — „Я еще не трогал вашей постели“, — по инерции спорил Юшков, хоть видел, что администраторша переписывает его бланк. Женщина в парике прошла к кабинету около лестницы. Ее синий костюм был похож на форму стюардессы. У нее был вид школьной учительницы, которая идет между парт, поглядывая на шалунов. Аркадий Семенович, снова сползший в кресле так, что брюки задрались и оголились молочно-белые икры, мгновенно подобрался. И впрямь как ученик перед учительницей. На двери кабинета висела табличка „Директор“.
„Что не смотришь футбол? — крикнул нижнетагилец Юшкову. — Садись сюда“. — „Вы как? — спросил Юшков. — Не боитесь спать один в комнате?“ — „Да знаешь, последние пять десятков лет как-то… А что?“ — „Да решил вот составить вам компанию“. Нижнетагилец хмыкнул и сказал: „Молодец. Остроумно пошутил. Молодец“.
Дверь в кабинет директрисы оставалась открытой. Она сидела за столом и позвала Юшкова: „Ну как, Юрий Михайлович, все в порядке? Заходите, пожалуйста, садитесь“. Он сел в кресло. Свет в кабинете был ярче, чем в холле, проявилась сетка морщинок вокруг глаз и стало видно, что директрисе не меньше пятидесяти. Вздернутый носик и полные губы сохранили какую-то долю то ли детской капризности, то ли детской беспомощности. „Вы меня, конечно, извините, Юрий Михайлович, но в вашем городе живут не очень хорошие люди“.
Этнографическое это наблюдение претендовало всего лишь на то, чтобы быть немедленно опровергнутым, и явно исключало самого Юшкова из числа не очень хороших людей. Поэтому он развел руками и улыбнулся. „Нет, я серьезно, Юрий Михайлович. — Она по-детски надула губы. — Месяц назад тут был ваш земляк, я просила его прислать мне пятнадцать баночек женьшеневого крема. Говорит, у вас в городе он свободно на прилавках лежит. Вроде интеллигентный мужчина был, клялся, что вышлет, как только домой вернется, и вот по сей день мне этот крем шлет“. „Может быть, он умер?“ — предположил Юшков. Она сказала: „Вы не похожи на толкача“. — „Это моя первая командировка, — сказал Юшков. — Не знаю даже, с чего надо начинать“. — „Да, люди тут по месяцу сидят. Скажите, ну разве это не безобразие?“ — „Что же делать?“ — в тон ей глубокомысленно сказал Юшков, Она вздохнула: „Да, от нас с вами это не зависит“.