Коробейники

Сопротивляясь одури, Юшков поднялся. Белан посапывал, уткнувшись в песок. Тень обрыва надвинулась на его лохматую голову. Ляля, подхватив платье, пошла к кустам. Юшков забрел в озеро, ополоснул лицо и сел у самой воды. Было тихо. Ляля стягивала купальник и пугливо озиралась. Он пытался вспомнить, какой она представлялась ему прежде. В детстве он завидовал малоподвижным и немногословным людям, в каждом из них предполагал мудрость.

У Ляли это оказалось робостью. Юшков смотрел, как она торопливо натягивает платье, и думал, что в стыдливости есть своя чудесная тайна. Такое иногда находило на него — всюду виделась тайна. Дрожал знойный воздух над камышами. За головой Ляли на белом песке обрыва, как в искусственном археологическом срезе, торчал огромный темный камень. Вода и ветер (так знал Юшков) придали ему форму человека или чудища. Может быть, это случилось очень давно, и когда-нибудь камень служил языческим идолом. Тайна языческих страхов жила в Ляле, вот что. Как-то это вошло в сознание целиком, неделимое: Ляля одергивает на себе платье, испуганно озирается, и каменный идол — то ли человек, то ли Сашкин котенок.

Юшкову сейчас казалось, что такая жизнь — робкая, медлительная, без лишних движений — единственно правильная.

Однажды у них с Кацнельсоном не ладился какой-то клапан. Тогда они считали: получится клапан — все получится. И вот ночью пришло решение. Он думал в это время о чем-то другом и вдруг увидел перед собой внутренность клапана. Отчетливо и ярко представился глухой цилиндрический тоннель, медленное и тяжелое вращение стального шара в густом темном масле, слабые блики, мягкое просвечивание в полумраке, песчинка и забоина на шлифованной поверхности, застывшая капля. Картина продолжалась мгновение и исчезла. Еще ничего не прояснилось, но он уже знал, что решение существует в нем. Он замер, усилием воли не допуская в себя новые мысли и впечатления, чтобы они не стерли ускользающую мысль. Осторожно, боясь спугнуть, вернулся назад, снова попал в то мгновение, в котором увидел клапан, и тут же вспыхнула вся цепочка ассоциаций, а с нею и решение. Каким богатством это казалось, когда утром затарахтел будильник! Как спешил рассказать это Кацнельсону! Тот умел смаковать удачную мысль, но тогда никак не мог понять. Морщил лоб, переспрашивал. Юшков горячился, объясняя, запутался и неожиданно понял, что ошибся — решения-то не было. Оно пришло через несколько дней. Он помнит, как этот клапан наконец заработал, и они сидели в пустой конторке, смотрели, кончалась вторая смена, и он выкладывал приятелю самое заветное про Лялю, про мать, про себя, в чем и себе не признавался, утром стыдно было вспомнить, несколько дней потом прятался от Игоря. Что это, безумие было? Порча?

Ляля повесила купальник на куст, а он упал в желтую ряску у кромки берега. Чертыхнулась, вытащила и, зайдя поглубже в озеро, стала полоскать в чистой воде. Не поднимая глаз, сказала: «Буди уже его. Приехали, бросили все…» Он не удержался: «Я думал, ты останешься с Сашкой». — «Могу я один раз за лето искупаться?» — «Ты купалась?» — преувеличенно удивился Юшков. Ляля бросила купальник в воду, разогнулась. «Что ты хочешь от меня?» Он хотел ей сказать, что Белан приехал к ним из-за Тамары. Не сказал. Подошел к Белану. Веснушчатая спина и ноги в рыжих волосах стали малиновыми. Дотронулся до горячего плеча. «Сгоришь».

Ждали, пока Белан приходил в себя и потом плескался на мелководье. Вскарабкались на обрыв. Почувствовали ветер и прохладу. И снова вошли в разряженный, настоенный на хвое зной.

Белан держался рукой за сердце и страдальчески морщился. «Юра, пока мы еще не пьяные, у меня к тебе разговор… последнее дело — спать на солнце, совсем одурел… так вот… как тебе с Саней работается?» — «Нормально. А что?» — «Иди ко мне заместителем». Юшков встряхнулся. Недоверчиво спросил: «Разве ты уже начальник отдела?» «Считай, что так. Вопрос согласован. Так что подумай. Тебе предлагаю первому». Наконец-то появилось что-то, подумал Юшков, самое время. Белан мог бы и не предлагать, не от него это зависело, предложил бы тесть. Главное, что-то наконец появилось.

Гости уже приехали. На скамейке перед домом сидели тесть и Валера Филин, а Саня Чеблаков рядом с ними тыкал котенка в блюдце с мелкой плотвой. «Ну вот, — сказала теща, наблюдая за ним из окна. — Будет, куда теперь улов сплавлять». «Слишком крупная рыба, — покачал головой Чеблаков и самой мелкой рыбешкой, как аршином, стал измерять длину котенка. — Три штуки — и те не влезут». «Ты хвост-то не меряй! Без хвоста!» — хохотал тесть. «Тогда и плотву будем считать без хвоста», — строго сказал Чеблаков. Он мог позволить себе шуточки с начальством, потому что умел шутить необидно.