Коробейники

Валя вышла на крыльцо в переднике поверх шелкового платья, уперла в бока полные голые руки: «Ты Филину живот измерь. Бороду отпустил, теперь начал живот отпускать. Скоро меня догонит». Филин щурился и усмехался в бороду. Белан сказал: «Живот не борода, он ухода не требует». «Если бы, — сказал Валера. — Ему только давай». Все смеялись, а Белан обводил глазами сад. Искал. За вишневыми деревьями по тропке между садовыми участками прохаживались, о чем-то толкуя, Тамара и Наташа. Тамара вытащила из сумочки сигареты, протянула подруге. Валя насмешливо посмотрела: «Филин, чего жена от тебя сбежала?» «Им твои глупые разговоры неинтересны», — сказал Чеблаков. Валя повела плечами, очевидно, изображая Наташу: «А я могу помолчать, пусть они поговорят». — «Им твои глупые молчания тоже неинтересны». Валера ухмылялся.

Хохлов пошел к вишням: «Молодежь, почему уединяетесь?» Женщины остановились. «Как жизнь молодая?»— спросил он Тамару. Смущаясь перед заместителем генерального директора, она махнула рукой: мол, не о чем говорить. Вышло резче, чем она хотела. «Что так?»— не отставал Хохлов. Она ответила: «Да все хорошо, Федор Тимофеевич». «Вот это правильный ответ, — сказал он. — Выше голову, молодежь!» Теща снова выглянула в окно: «Ну что, оголодали? Ладно уж, садитесь за стол». Белан приставил кулаки к губам, затрубил туш…

Выбрались из-за стола к вечеру. Устали, отяжелели. Кто-то предложил пойти к озеру, и потянулись по тропке по двое, по трое, вяло перекликались друг с другом. Тесть и теща позади всех вели Сашку за руки, дошли до кромки леса и сели на траву под орешником: «Нам и здесь хорошо». «Алла Александровна осталась убирать, — уныло сказала теща. — Надо бы помочь ей». Сватья становилась ее больной совестью. Юшков вернулся в дом, увел мать оттуда. «Я люблю мыть посуду — упиралась она. — Я никого не заставляю помогать мне». Но пошла с сыном. Тесть показал место рядом с собой: «Садись, Юра». Юшков сел. Голоса в лесу затихли. Куковала кукушка. «Скучно тебе в отделе?» «Ничего, — осторожно сказал Юшков. — Но все-таки пять лет на одном месте». — «А двадцать лет на одном месте?» — «У вас работа другая». — «То же самое, — сказал тесть, — все то же, под копирку, только у меня цифры больше, а у тебя меньше». «Главное, — сказала Алла Александровна, — как человек относится к своей работе. Да, Саша?» «Алла Александровна права», — серьезно сказал тесть и незаметно для женщин показал глазами: уйдем-ка отсюда.

Они поднялись и пошли вдвоем по тропке. Внизу начинало темнеть, а наверху еще был солнечный день. «Я тебе честно скажу, что меня смущает». — «Смущает?» — «Ну не то чтобы… Я думаю, может, ты неправильно работу выбрал». — «Я не выбирал», — сказал Юшков. На это тесть не ответил. «Все, что надо, у тебя есть… Я даже не сразу понял, в чем дело… В тебе лишнее что-то. Ты увлекаешься. Вот опять с этим прибором…» — «Почему опять?» — «Пусть не опять. Увлекающийся человек для дела не годится, блондинки ли его увлекают, приборы, системы или что другое. Завод — это машина. Тут эмоций не нужно. Увлечешься — и ты уже не работник. Одно из двух: или ты думаешь о деле, или ты думаешь об удовольствии». — «Похоже, что я думаю об удовольствии?» — «Иногда похоже».

Юшков молчал. Не бить же себя в грудь. «Хочу поставить тебя заместителем в отделе кооперации, — сказал тесть. — Белана делаем начальником». — «Это вроде не тот случай, когда можно увлечься». Тесть хмыкнул: «Ну, свинья везде грязь найдет. Это я в хорошем смысле. Все-таки замначотдела — это место, с которого человек виден». Когда-то так уже говорил Чеблаков. О теперешнем его месте. Тесте посмотрел, усмехнулся: «Все это у тебя от молодости. Я просто хотел узнать, что ты там за науку затеял». «С этим кончено, — сказал Юшков. — Да и какая там была наука. Художественная самодеятельность в клубе швейников». — «И хорошо, что кончено. Какое-то, извини, было не то впечатление. Совсем не то. Ну ладно. Я дальше не пойду. Там и без меня не скучно. А то заругается старуха, скажет: к молодым потянуло». Он пошел обратно.

За соснами открылось закатное небо. В зарослях черники двигалась, согнувшись, Валя. Собирала ягоды в пластиковый мешочек. «Пасешься?» — кивнул ей Юшков. Она сказала: «Сколько добра пропадает. Совсем все зажирели». — «Разве обязательно есть все, что съедобно?» — «А что, ногами топтать?» Отвечая Юшкову и ловко обирая кустики, она медленно продвигалась по поляне, как стрено-. женный конь.

Близко слышались голоса. Над обрывом, подобрав под себя ноги, сидела Наташа. Юшков сел рядом. Внизу он увидел Лялю. Там дурачились, стоя по щиколотки в воде, Чеблаков и Филин. Штанины у обоих были завернуты до колен. Филин что-то пытался поймать под водой, наверно, рыбьего малька. Чеблаков подталкивал его поглубже. Филин отбрыкивался. Белана там не было. Тамары тоже. «Валера, — невесело сказала Ляля, — дай ему как следует». Медленно оглядела обрыв, встретилась взглядом с мужем, и лицо стало безразличным. «Валера, не слушай ее, — сказал Чеблаков. — Ты добрый».