Это щёлкал планшет Элли.
Лежа на спине, она нажимала кнопки своей игровой приставки. У неё очень большие пальцы, очень большие руки.
На самом деле у неё всё очень большое.
Она с головой ушла в свой планшет.
Я встала с пола, вышла в коридор и слиняла в свою комнату. Я решила улучить минутку, притворившись, что мне нужно в тубзик, а на самом деле мне хотелось ещё раз заглянуть в коробку.
Первое, что нащупали мои пальцы, это «Унесённые ветром». Зачитанная книжка пожелтела и распухла, стала совсем замусоленной. Страница тридцать девять была загнута, но на ней не было никаких пометок. Я прочитала несколько строк, а потом даже понюхала книгу. Та ничем не пахла, кроме книжной плесени.
И ничего, что говорило бы об отце. То же самое и открытки; в основном они были написаны маминым почерком, а на некоторых красовались мои рисунки и каракули.
И все они были адресованы в разные тюрьмы.
Я быстро перебрала их. Их было несколько десятков.
В основном это были открытки с видами Демпингтонского пирса, зоопарка или мэрии. Как будто мы с мамой больше никуда не ходили. Интересно, что думал папа, когда получал их? Наверное, они были для него фотками его дома. Хотя даже когда он был на воле, а не в тюрьме, он никогда не жил с нами. Он навещал нас довольно часто, из чего я сделала вывод, что за решёткой он сидел короткие сроки.
Я разложила открытки по датам. Последняя была отправлена в ноябре, а умер папа незадолго до Рождества.
В церкви стояла наряженная шарами ёлка, а в рождественском вертепе – вязаный трёхногий ослик, на которого я таращилась все похороны. Кажется, я тогда подумала, что будь я действительно хорошей и вправду любила бы пластмассового ребёночка в яслях, то папа вернулся бы на Рождество.
Но он не вернулся.
Мама сильно сдала после этого. Мы не выходили гулять, она всё время плакала. В общем, это было самое худшее Рождество из всех, что мне запомнились.
Вскоре у нас поселился отец Сида, а потом появился и он сам. Но затем мама и папа Сидни надоели друг другу, и она вышвырнула его вон.
Нам в нашей семье не очень везло с папами.
Сунув руку сквозь смятые газеты, я пошарила внутри коробки, в надежде отыскать что-нибудь ещё. И, шурша бумагой, достала последние несколько фотографий. Затем мои пальцы коснулись чего-то маленького и металлического, но я не смогла толком до него дотянуться, потому что эта штука застряла под картонными клапанами на дне коробки.
Я перевернула коробку и похлопала по дну. Металлическая вещица вылетела наружу и пролетела над ковром.
– А-а-а! – воскликнула Элли, вбегая в комнату, и подняла вещицу. – Вот ты где.
Я не слышала, как она сюда попала. Вот незадача.
Элли присела рядом со мной и уронила эту штуку мне в ладонь. Это был ключик. Крошечный ключ, каким открывают небольшие навесные замки.
– Я пришла посмотреть, куда ты подевалась, – сказала Элли, таращась на лежащие на полу вещи. – Что это?
Она запустила свою бледную веснушчатую руку в скомканную газету, лежавшую в верхней части коробки, и вытащила из неё чёрную пластиковую канистру, которую я даже не заметила. Прежде чем я успела остановить Элли, она отвинтила крышку и перевернула канистру вверх дном.
К моим ногам упал металлический контейнер.
– Ой! – вырвалось у Элли.
Я сердито посмотрела на неё.
– Я всего лишь хотела помочь, – попыталась оправдаться она.
Я подняла контейнер и сняла с него красную резинку. Затем, зажав его пальцами, покрутила. Это маленькая металлическая кассета для фотоплёнки, как в старомодных камерах. Между чёрными ворсинками из середины торчала небольшая блестящая полоска.
У Элли голубые глаза, которые за стёклами очков кажутся огромными. В эти минуты они как будто прожигали меня насквозь.
– Что это? – спросила она. – Откуда это?
У неё такой жалкий вид. Придётся всё рассказать.
– Но ведь твой отец умер?
– Да, – ответила я. – Но он завещал это мне, чтобы мне это отдали, когда мне стукнет одиннадцать. А мне сейчас одиннадцать.
Она обвела взглядом содержимое коробки.
– Какой странный набор вещей.
Взяв «Унесённых ветром», Элли принялась листать книгу. Меня же так и подмывало вырвать «Унесённых» из её толстых пальцев. Что ж, пусть это и странный набор вещей, но они мои, и все они остались от отца, и не от её, воняющего стиральным порошком, а от моего крутого папы-грабителя.
Увы, ради мамы я вынуждена быть с ней вежливой.
Готовая разреветься, я встала и посмотрела в окно на мистера Хэммонда, собиравшего кресс-салат. Там стояла большая чёрная машина, и можно было точно сказать, что она по-настоящему чистая, судя по тому, как с неё стекали дождевые капли. В эти минуты я была готова броситься под этот дождь. Но, увы, не получится.
– Это все открытки, которые ты и твоя мама отправляли ему в тюрьму? – Элли пристально посмотрела на них. – А ты хорошо рисовала, Скарлет.
Я повернулась к ней спиной, упёрлась руками в пол и закинула ноги на верхнюю койку.