Читаем Коробка с серыми красками полностью

Я помню первое свое воспоминание в жизни. Бабушка сшила мне куклу на Новый Год. Она была немного похожа на клоуна Петрушку, да и в лоскутах узнавалась та же ткань, что пошла до этого на наперники да наволочки. У куклы было темно-зеленое платье в цветочек, волосы из вязальных нитей и носик картошкой, который напоминал маленькую подушечку для иголок. Она будто сразу была тёплая. Навсегда тёплая и нежная, из ткани, такой же как на подушке. Это воспоминание прерывается шелестом новогодней ели, утопает в мягкости носа моего первого друга Петрушки, и вот, сквозь время беспамятства, сразу — сижу на кровати, и спрашиваю у своей мамы: «Сколько мне лет?» И она ответила, слегка приоткрывая дверцу верхнего шкафа: «Четыре, Вова!». И тогда я удивился, что уже такой взрослый. Мне хвастались ребята на улице, что кому-то уже тоже четыре, и я считал их неизменно старше. Самостоятельные такие, сами гулять выходили. Взрослые совсем, колготки уже не носили.

В те времена мы жили весьма небогато. Родители экономили на всём, чем только можно. Дорога до моего детского сада пешком занимала порядка сорока минут пешком, и родители отводили меня туда, а зимой возили через поле на санках, на веревочке. Изредка, когда у мамы не было времени, она мне готовила лапшу быстрого приготовления с молоком. Мама ломала брикет на маленькие кусочки и заливала всё это горячим молоком. Я еще не понимал тогда, что это не столько от недостатка времени, сколько от невозможности иного, но всё-таки был во всём этом свой шарм.

Мои мама и папа всегда придумывали что-то эдакое, чтобы выкрутиться, ну а бабушки с дедушками всегда помогали.

Мне очень нравилось, например, копать с папой металлолом. Мы ходили в поле, и копали выброшенные с заводов буковки «Е» (фигуры из листового металла, в форме буквы Е или Ш), как я их называл — ешки. Они прикольно в дерево втыкались. А иногда мы сами эти ешки добывали, дед приносил катушки и жёг их на костре. Пламя было ярко-оранжевым, а дым — чёрным, как смоль. Из оков пластика выпадала медь и чермет. Потом мы с дедушкой садились на велосипед «взрослик» и гоняли на приёмку, сдавать всё это добро. Он обязательно покупал мне мороженое в стаканчике с бумажкой сверху. Такое, со снеговиком.

Иногда меня отвозили в город, к бабушке, с ночевкой. Это воспринималось всегда мной как маленький праздник.

Она осталась навсегда обособленным воспоминанием в моей жизни. Бабушка всегда мечтала, чтобы у меня было все хорошо, и желала всем только счастья. Волшебница, что всем вокруг желает счастья, и чудесным образом его дарит. Всегда так сильно была рада меня видеть, будто я не был в гостях целый год, хотя заезжал ещё вчера. Когда бы меня родители к ней не привели — в её квартире всегда пахло чем-то вкусненьким. Дома я не кушал суп, а в её квартире всегда неизменно просил добавки. За её кухонным столом, со следами муки и чашками с цветочками даже слово «добавка» приобретало какой-то свой, необыкновенно-аппетитный оттенок.

Квартира бабушки и дедушки начиналась с вешалки. Несколько хаотично прикрученных крючков к двери кладовки, на которые также хаотично вешались куртки. Я вешал на самую нижнюю, разувался и получал приветственные объятия от бабушки, и уже мужественное, равное рукопожатие от дедушки, после чего тот, по обыкновению, проходил на кухню, заниматься своим собственным чародейством. Дедушка был резчиком по дереву, и все время сидел на кухне, возле маленького радио, вырезая из безжизненных кусков дерева еще неизвестных мне Божков различных религий. Особенно его привлекали древние шумерские и африканские рисунки. Пол постоянно был завален стружкой и инструментами, а бабушка об это всё великолепие спотыкалась и кричала на виновника беспорядка, не стесняясь крепких слов. Но так, знаете, любя. По-свойски, по-простому.

На ночевку у бабушки и дедушки оставляли меня крайне редко, но с моим переходом из детского сада в школу пришлось. У неё в квартире был старенький телевизор, а у соседей — спутниковое телевидение! И перед школой, ранним утром, был шанс даже поймать канал FoxKids и посмотреть что-то такое, чего я никогда не видел! Это была настоящая магия, зарубежные мультфильмы про Человека-паука, и не где-то там, а прямо у тебя дома!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Том 2. Мифы
Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. Во второй том собрания «Мифы» вошли разножанровые произведения Генриха Сапгира, апеллирующие к мифологическому сознанию читателя: от традиционных античных и библейских сюжетов, решительно переосмысленных поэтом до творимой на наших глазах мифологизации обыденной жизни московской богемы 1960–1990-х.

Генрих Вениаминович Сапгир , Юрий Борисович Орлицкий

Поэзия / Русская классическая проза / Прочее / Классическая литература