Короче говоря. Из записной книжки репортёра

Побывал я и в келье одного из основателей лавры — святого Феодосия Печерского. Келью его не так давно обнаружили — ну, может быть, несколько десятилетий назад. Келья крохотная у старца была. Я вытянул руки в ширину и почти коснулся стен. В длину пристанище старца святого несколько, однако, поболее, но не настолько поболее, чтобы в нем жить… жить нам, современным людям. Людям, привыкшим к цивилизации.

А Феодосий жил и молился. В том числе и за нас. И келья эта, как полагаю, особой святостью обладает.

К слову, когда я спускался в Феодосию [это в Дальних пещерах], меня обогнала странная компания. Батюшка в ней выделялся, несколько лаврских семинаристов присутствовало и трое мужчин вместе с ними шествовали — из тех, которые… не мороженым, скажем так, в городе торгуют. Хотя тоже торгуют. Поведение их бросилось в глаза. Они себя, видимо, хозяевами жизни считали, что и проявлялось даже в их скупых жестах.

Как оказалось, строго, но дорого одетые визитеры лаврские заказали службу в одной из подземных церквей. С песнопениями, естественно, молитвами всевозможными.

Долго служба шла. Мне она не интересна стала и я ушел… и как раз в келью Феодосия Печерского попал. Войдя в нее, заметил, что за моей спиной тенью осторожной в келью проник один из «хозяев жизни» — для кого служба заказана была.

Попытавшись настроиться, если можно так выразиться, на бывшего обитателя кельи, святого старца лаврского, я на какое-то мгновение выпустил вошедшего из внимания. И вскоре почувствовал, что за моей спиной уже никто не стоит, но в келье я по-прежнему не один.

Я догадался, что «хозяин» на колени опустился.

Поблагодарив святого Феодосия и полуобернувшись, чтобы выйти из кельи его, я обнаружил «хозяина жизни» почти лежащим на полу.

Это ж сколько ты, братан, подумалось в тот момент, понаделал там, на земле, что таким вот образом — в недвижную тварь превращаясь, пытаешься снискать для себя благословение святых лаврских старцев… И мне смешно стало.

***

ПО ЧЬЕЙ-ТО просьбе однажды взялся выяснить, какие награды имел небезызвестный корнет Оболенский, которому, напомню слова песни, приказывали надеть ордена — как раз в тот самый момент, когда поручик Голицын будет невесть кому раздавать патроны [«Поручик Голицын, раздайте патроны. Корнет Оболенский, надеть ордена»].

Для начала обратимся к справочной литературе, чтобы узнать, какие конкретно ордена существовали в императорской России. А вот какие:

Святого апостола Андрея Первозванного,

Святого равноапостольного князя Владимира,

Святого Благоверного князя Александра Невского,

Белого Орла,

Святой Анны,

Святого Станислава,

Святой великомученицы Екатерины [или орден Освобождения],

Святого Великомученика и Победоносца Георгия.

Нелишним будет также заглянуть в так называемую Табель о рангах, откуда станет известно, что чин корнета — первый офицерский чин, существовавший только в кавалерии, относился к 12-му классу.

Ну, а дальше, бегло пробежав статуты императорских орденов, приходим к выводу, что корнет мог быть представлен к награждению только двумя орденами: Анны 4-й степени и Владимира 4-й степени.

И еще немаловажная деталь: в 1839 году было высочайше постановлено, что младшие офицеры [от поручика и ниже] представлялись к орденам лишь за «особые подвиги». А «за успешные действия в пределах своих обязанностей» им положено было объявлять Высочайшее благоволение [благодарность, то есть, от имени монарха].

Иначе говоря, кроме как за отвагу и доблесть на поле боя корнет к ордену представлен быть не мог.

Существовала, правда, в России практика награждения за выслугу лет — как гражданских чиновников, так и военных. Но в песне, которую мы пытаемся анализировать, есть строфа о возрасте нашего героя: «Ну, что загрустили, мой юный корнет?» Отличие за выслугу ему, следовательно, никак не грозило.

Теперь вновь обратимся к статутам орденов императорских, откуда узнаем следующее: орден Святой Анны 4-й степени — это «красный финифтяный крест в золотом поле, заключенном в красном же финифтяном кругу, над крестом золотая корона». И далее: «Знак сей прикрепляется к военной шпаге, сабле, полусабле, палашу, кортику». Это я к тому клоню, что в привычном понимании слова надеть орден Святой Анны 4-й степени невозможно было: он на сабле носился.

Орден Святого князя Владимира по значимости, как военная награда, следовал сразу после ордена Святого Георгия [которым награждались армейские и морские чины с 1-го по 10-й класс] и весьма ценился в дореволюционной России. Получить его мог любой офицер, начиная с низшего, 14-го класса.

Выходит, автор песни должен был приказать корнету Оболенскому надеть орден, а не ордена?

А ничего не выходит!

Потому что за отличие в бою представлявшийся к награждению корнет автоматически производился в поручики [чина подпоручика в кавалерии не существовало]. Отсюда вывод: корнет Оболенский [и любой другой корнет] вообще не мог иметь орденов.

***