Король

Конечно, надо было б зарезать этого лысого черта, да уж теперь что же – не возвращаться же! Авось пронесет как-нибудь. Да поди, поганый содомит и не разобрал-то ничего в полутьме… да и не смотрел-то почти, только руками по всему телу шарил… Тьфу! Противно, словно навоза объелся.

Вернувшись к своим, Федька первым делом спросил про Саньку и, получив указующий жест, проворно заглянул в кибитку:

– Графа, я тебе тут вещички принес.

– Вот славно! Да ты заходи, заходи, Феденька… Или нет, погоди. Мы посейчас сами к костру выйдем. Там похлебка-то варится?

– Вроде варится…

– Вроде?! Ах, отроци, отроци… Ничего-то серьезного вам доверить нельзя.

Впрочем, уже очень скоро все дружно сидели у костра и прихлебывали аппетитное варево. Левка с Егоркой тоже времени зря не теряли и, пошарившись по дальнему лесу, все же запромыслили двух тетерок. Одну, как водится, отдали на обратном пути караульным, а вторую, вот, сварили с разными травами и теперь, довольные, ели.

Ходивший по торговым делам в шведский лагерь дядюшка Ксенофонт вернулся как раз к ужину. Ну, совсем-совсем немножечко опоздал, и тем, что про него не забыли, а оставили изрядный кусок, был весьма тронут.

– Ай, молодцы, молодцы… Вкусно! Соль откуда взяли?

Рыжая тут же сделала загадочные глаза:

– Да так…

– Смотрите, осторожнее! По лагерю, говорят, вражеские лазутчики бродят – на самого отца Грегора напали!

– На кого?

– На пресвитера! Забрались нагло в шатер, ударили по голове, ограбили, хорошо – не убили.

Сашка с Федькой переглянулись.

– Единорог, говоришь? – усмехнулась девушка. – Ну-ну.

– Так верно единорог был!

Гулящая потянула маркитанта за рукав:

– Дядюшка Ксенофонт, а не знаете, часом, что у отца Грегора за герб на шатре намалеван? Не единорог?

– Какой единорог, Господь с вами! Сколь помнится – ставший на задние лапы заяц. Их родовой герб. Да! – торговец вдруг хлопнул себя по лбу. – Чуть не забыл. Приметы одного из нападавших известны: длинный, с темными локонами, востроглазый парень.

– Какой-какой? – вскинула глаза Клара Цветочек.

– Востроглазый. Это уж как сам отец Грегор сказал.

– Ага, востроглазый, – Сашка незаметно двинула Федьку локтем в бок и понизила голос до шепота: – Единорога от зайца отличить не смог!

* * *

Замок барона чернел на высоком холме, словно гнездо хищной птицы. На главной башне, на виселице, разлагался повешенный с месяц назад труп одного из разбойников, что осмелился грабить мирных жителей в баронском лесу. На перекладине виселицы галдели вороны, давно уже исклевавшие незадачливого мертвеца и не без основания надеявшиеся на скорую смену пищи: виселицы в замке барона Фридриха фон дер Гольца пустовали редко.

Старый Фридрих считался одним из самых влиятельных и своевольных вассалов короля Магнуса Ливонского, клятву верности он принес своему сеньору не так и давно, вместе с другими рыцарями, недовольными земельными захватами шведов. Подчиняться каким-то там наместникам? Еще чего! Король Магнус – другое дело. Тем более что ливонский властелин и сам – вассал могущественного московского царя Ивана, и в последнее время больше занят непростыми отношениями со своим сюзереном, нежели делами собственных рыцарей. Хотя говорили о молодом монархе всякое, и даже сам фон дер Гольц лично знал многих баронов, сильно пожалевших о том, что пошли против своего короля. Говорили, что будто бы Магнус тайно поддержал восстание черного люда против своих хозяев и за это окрестные крестьяне благодарны ему до сих пор. Еще Магнус Ливонский законодательно отменил личную зависимость крестьян, что тоже вызывало у многих скрежет зубовный. У многих, только не у старого Фридриха! Несмотря на всю свою властность и жестокость, фон дер Гольц давно уже раздал все свои земли в аренду и спокойно драл с крестьян по семь шкур. А не нравится – уходи, ты ж нынче свободен! Правда, у кого еще землицу найдешь? Кто тебя защищать будет? У старого барона – словно у Христа за пазухой, все его боятся, никто не нападает, посевы да хутора не жжет. Вот только поляки как-то… Но то давно было.

– Ну, читай далее, – вытянув сухопарые ноги к камину, барон милостиво махнул рукой.

Одетый в черный испанский камзол с небольшими буфами и ослепительно белым гофрированным воротником, старый Фридрих выглядел щеголем. Хотя какой старый? Барону совсем недавно исполнилось сорок девять лет, и если не считать седых – но вполне густых, без проплешин – волос, выглядел он вполне моложаво. Правда, звал брадобрея почти каждый день – отраставшая серебристая щетина сильно его старила и делала похожим на подгулявшего простолюдина. Светлые глаза, обычное, слегка вытянутое лицо, породистый нос с едва заметной горбинкой, большой, с тонкими губами, рот, постоянно кривившийся в презрительно усмешке, мускулистые, привыкшие к мечу, руки и никакого намека на живот – барон еще был в силе.

– Еще тут пишут, что его величество недавно опять дал бал в честь именин какой-то своей фрейлины…

– И кое-кого забыл пригласить, – язвительно буркнул барон. – Ну, конечно – королю куда интереснее с фрейлинами, нежели со своими вассалами. Еще чего пишут?