Но вот оборвалась музыка, и последний звук растаял под высокими сводами. Словно бы очнулся Галахад от чудесного наваждения. И тогда огляделся рыцарь и увидел, что стоит он в небогатых покоях с крохотными оконцами под самым потолком. И хоть едва пробивался солнечный свет сквозь эти оконца, но было в зале светло, и слаще ароматов майского сада был воздух, что вдыхал рыцарь. Вспомнился Галахаду Камелот и сияние над Круглым столом, но в этом зале не было факелов по стенам. Огляделся в недоумении Галахад и увидел невысокую дверь, и такой шел от этой двери свет, как от железного бруска, когда выхватывает его кузнец из горячих углей. Но не было нестерпимого жара, и не резал этот свет глаза, напротив – так прекрасно показалось Галахаду это сияние, что сами собой шагнули ноги навстречу золотому лучу. Шагнул рыцарь – и едва не упал, потому что страшно тяжелым показался ему его меч. Немедля расстегнул Галахад пряжку на поясе, сбросил меч на каменные плиты и вошел в этот луч, как в золотую реку.
Вот уже стоит юный рыцарь перед чудесной дверью, и чудится ему, что частью золотого сияния стал он. И хочется ему коснуться двери, но сковывает руки странная робость. Тут померк волшебный свет, и загорелись на двери буквы: «Галахад, сын Ланселота, войди». Вытянул Галахад руку, но не успел коснуться двери, как сама распахнулась она ему навстречу.
– Господи! – вскричал Галахад и прижал к глазам ладони в железных перчатках, потому что испугался, что ослепнет, ибо нестерпимо ярким был свет, что лился на него. Словно тысяча солнечных восходов грянули разом над землею.
Но быстро миновал страх, и Галахад опустил руки. Посреди света и блеска, укрытая драгоценной тканью, стояла невидимая рыцарю вещь.
И понял Галахад, что кончился долгий путь из Камелота, что нынче стоит он перед Святым Граалем. Тогда рыцарь опустился на колени и молился долго и горячо до той поры, когда вдруг шевельнулась ткань, закрывавшая чашу с кровью Христа. И как уходит облако прочь от солнца, так и она сползла с возвышения, на котором стояла чаша. Ярче прежнего осветились стены вокруг Галахада, снова он услышал музыку, и так же, как накануне, мраком и тишиною окружил его сон.
Но прошло время сна, и поднялся Галахад, и огляделся в изумлении. Не было перед ним чаши, и только расшитое золотом покрывало поблескивало на полу. Однако тот же свет заливал все вокруг, лишь мягче стал он. Словно бы миновал ослепительный полдень, и остывающие золотые лучи скользили по разогретой за день земле.
Ищет Галахад, откуда льется свет, и не может найти. Распахивает двери, идет из зала в зал; точно невидимый светильник несут ему вслед – всюду заливает стены золотое сияние. Слышит Галахад гул за стенами замка, спешит к выходу, выбегает на двор. Но, видно, страшен двор Тремендоса Единственного для его подданных, шумит народ за стенами, но ни один не ступил за ворота.
Когда же вышел Галахад туда, где теснилась толпа, то подумалось ему, что все, кто ни жил в Стране Одного Замка, собрались здесь, ибо, куда ни смотрел он, везде стояли люди. Наконец приблизился к Галахаду тот из горожан, что был посмелее прочих.
– Благородный сэр, – проговорил он, – что сталось с владыкой нашим, герцогом Тремендосом Единственным? Вчера пришел ему срок объезжать свои владения, а он не вышел из замка. Ни отцы наши, ни деды не помнят такого, вот и собрались мы изо всех земель Тремендоса, чтобы узнать, неужели сыскался столь могучий боец и избавил нашу землю от Единственного?
И тогда Галахад снял шлем и сказал:
– У самых дверей замка лежит ваш владыка, и хоть нет на его теле ран, но уж не встанет больше герцог Тремендос. И как бы там ни было, похороните его без злобы и поношения.
Все же, кто был вокруг Галахада, опустились при этих словах на колени и застыли, точно в храме.
– Храни вас Господь! – воскликнул Галахад. – Разве я святой или королевскую корону увидели вы у меня на голове? Встаньте же, добрые люди.
И он нагнулся к старику-калеке, что склонился перед ним, и крепко взял его за плечи, чтобы помочь встать. Но едва он коснулся ветхой одежды бедняка, как тот распрямил скрюченную спину и легко, точно юноша, поднялся с земли. Костыли же его остались лежать рядом. Словно младенец, шагнул он с опаской, но новой, молодой силой налились его мышцы, и шаг был тверд, как у ратника, что выступает в поход. И тогда один за другим стали протискиваться сквозь толпу калеки и больные, и те, кому удавалось коснуться доспехов Галахада, уходили исцеленные, ибо переполнен был рыцарь Галахад силой Святого Грааля и одного добра хотело его сердце.
Но видит он, что мало сил у калек и убогих, и сам идет в толпу, и чем сильнее болит его сердце от жалости и любви, тем больше исцеленных остается за его спиной. Однако нет конца несчастным, что ждут исцеления, и тех, кто слаб и обижен, не сосчитать. И кажется Галахаду, что горе всего мира обступило его. Но идет рыцарь сквозь толпу, бороздит ее, подобно кораблю с могучими гребцами, и с каждым его шагом стихают рыдания и слезы высыхают на изможденных лицах.