Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Заметьте, что крики «Да здравствует Республика!» тысячекратно повторялись по всему городу перед дулами артиллерийских орудий, которые должны были перебить республиканцев. Это не помешало факционерам нагло заявлять, что отовсюду слышались крики «Да здравствует король!». Таким образом, эти убогие были уверены, что вся Франция томится в ожидании королевской власти: они беспрестанно обвиняли граждан всех состояний в том, что те - бесчестные роялисты, Шуаны и т. д.{1490}

Далеки от единства мнений и сами роялисты - непосредственные участники и свидетели мятежа. Так, Лакретель, отнюдь не стремившийся в годы Империи демонстрировать свою любовь к монархии Бурбонов, вспоминал, спустя полтора десятка лет после вандемьерских событий:

Открылся такой простор для интриг, что нет сомнений в том, что агенты либо заграницы, либо принцев сыграли в них свою роль. Изначальный импульс от них не исходил, однако они уже успели во всеуслышание приписать себе эту сомнительную честь; их влияние могло стать, хотя тогда ещё не стало, доминирующим{1491}.

Мысли барона Ида де Невиля во многом шли в том же русле, хотя он ничего не писал об агентах принцев, поскольку сам был одним из них:

Нынешние писатели [...] выдвинули идею о том, что 13 вандемьера было следствием интриг роялистов. Это утверждение самому себе противоречит; не интригами удалось поднять столицу, так что следует признать в этом движении решающее влияние практически единодушного общественного мнения. Я не буду заходить так далеко, но все мои современники, как и я, знают, что монархия была одним из пристанищ, к которым обращались взгляды тех, кто ощущал нужду найти лекарство от бесчисленных бед, которые едва миновали. Таким образом, не роялизм сотворил 13 вандемьера, но он внёс в него свой вклад; и, по всей вероятности, он воспользовался бы успехом, если бы восстание им увенчалось{1492}.

М. Дюма {1493} отмечал в своих мемуарах, что он не станет описывать восстание, поскольку этой уже блестяще сделал А. Тьер, но считает нужным внести коррективы в его выводы: «Он преувеличивает значение роялистской партии и преимущества, которые эта партия могла бы извлечь из успеха восстания»{1494}.

Сохранившиеся документы роялистов позволяют перепроверить подобные воспоминания, однако анализ и этих источников сопряжен с множеством дополнительных трудностей. Очевидно, скажем, что в интересах различных промонархических групп, действовавших во Франции и поставлявших информацию двору Людовика XVIII, было преувеличивать как собственную значимость, так и склонность французов к восстановлению монархии - хотя бы для того, чтобы не оскудевал поток субсидий.

Так, в своей статье Митчелл, ссылаясь на донесение Лемэтра от 12 сентября 1795 г., отмечал: «Появлялось всё больше свидетельств того, что движение в Париже было плодом деятельности странного сплава партий, включая известных не эмигрировавших конституционалистов, таинственным образом связанных с их сторонниками среди эмигрантов, из которых самыми видными были Малле дю Пан и Малуэ; умеренных, группировавшихся вокруг мадам де Сталь; некоторых членов Конвента, прежде всего Буасси д’Англа; и даже посла в Швейцарии Бартелеми»{1495}. По словам Лемэтра, этот «сплав партий» пользовался поддержкой Австрии, ну а поскольку донесение должно было попасть в руки англичан, то агент подчеркивал, что, если Англия не объявит прямо о своей поддержке Людовика XVIII, результатом этого движения может стать возвращение к Конституции 1791 г.

Донесение Лемэтра вызывает двойственные чувства. С одной стороны, Малуэ действительно состоял в переписке с Буасси д’Англа{1496}, которого, как и Бартелеми, многие подозревали в симпатиях к монархии. С другой стороны, описание Лемэтром этого широкого и опасного союза различных политических группировок явно преследовало цели, далекие от служения истине. К тому же в исторической литературе мне не удалось найти никаких свидетельств того, что мадам де Сталь была в это время близка с группировкой Малле дю Пана или с Буасси д’Англа, да и накануне восстания 13 вандемьера она не только не участвовала в «движении в Париже», но и, напротив, если верить свидетельству Лакретеля (впрочем, позднейшему), изо всех сил отговаривала сторонников монархии от противостояния с Конвентом {1497}. Одним словом, едва ли этому донесению можно безоговорочно доверять, тем более что никаких следов существования столь широкого «блока» по другим источникам не просматривается.

Помимо версии Лемэтра, можно обратиться к свидетельствам самого Малле дю Пана. Однако и он в данном случае едва ли может считаться беспристрастным свидетелем, поскольку активно уговаривал англичан предоставить субсидии некоему комитету в Париже, состоявшему из конституционалистов и роялистов{1498}.