Я думаю, как и вы, что вы никогда не должны становиться министром. В тех обстоятельствах, в которых мы пребываем, для Короля может оказаться необходимым пожертвовать министром ради популярности, в угоду важной персоне, ради успеха переговоров, и в таком случае вы, поскольку не можете стать жертвой, превратитесь в препятствие{1668}
.Впрочем, не исключено, что граф не входил в Совет потому, что это сделало бы его одним из многих, тогда как у него было немало других инструментов воздействия на короля, которые позволяли ему формально оставаться над схваткой. Как писал жене в 1795 г. граф Эстерхази, «граф д’Аварэ часто находится в оппозиции тем, кто составляет Совет, и прибегает к отсрочкам, если не может изменить решений»{1669}
. В другом документе говорилось:Рассказывая о королевском дворе в изгнании, современники уделяли д’Аварэ особое внимание. Граф д’Алонвиль называл его «глуповатым фаворитом» и подчёркивал, что тот принадлежит к «выходцам из прихожей»{1671}
. Президент де Везэ сообщал про первое знакомство с графом следующим образом:Мне кажется, в г-не д’Аварэ нет ничего блистательного, но, тем не менее, он мне видится умелым и довольно разумным. Г-н Регент считает, что обязан ему жизнью за благополучное спасение из Франции: это фаворит{1672}
.Граф де Сен-При вспоминал, что д’Аварэ
обладал над королём практически деспотической властью [...] Он не был лишён ни той сноровки, которая приобретается в свете, ни того поверхностного знания литературы, которое давало тогда любое мало-мальски тщательное образование [...] Граф д’Аварэ имел успех у женщин и самомнение, которое намного превосходило его таланты. Он ставил перед собой единственную цель - продвигаться по службе, находиться в фаворе у двора, одним словом, сделаться господином. Возможно, в этом ему повезло меньше, чем другим свитским дворянам, поскольку они все превосходили его по рождению; его происхождение было более чем скромно. Он называл себя Безьяд; на самом деле, его мать была Майи (
Впрочем, можно заметить, что те, кому не приходилось конкурировать с графом д’Аварэ, относились к нему куда более терпимо. Лорд Макартни высказывался с дипломатической деликатностью:
Он [Людовик XVIII. -
В докладе в Лондон одного из английских агентов говорилось:
Г-н д’Аварэ - это друг и, в некотором смысле, тайный совет короля. Каждый вечер в восемь часов Король спускается к нему, и они обсуждают, меняют и поправляют вместе всё, что было предложено, сказано или сделано за день. При том, что королю необходимо иметь фаворита, каждый говорит, что счастлив, что это д’Аварэ, а не кто-то другой, поскольку он порядочный, прямолинейный, умный и рассудительный{1677}
.Президент де Везэ, когда граф нанёс ему визит, и они проговорили несколько часов подряд, и вовсе остался в полном восторге:
Г-н д’Аварэ, про которого говорили, что он холоден, оказался весьма открытым, очень простым и очень честным [...] Г-н д’Аварэ внёс свой вклад в отъезд Людовика XVIII за пределы королевства, добился его полного доверия, государь безумно любит его, однако г-н д’Аварэ не задирает от этого нос, держится в стороне и не вошёл в Совет. Я думаю, что он хочет быть капитаном гвардии, герцогом и пэром, большим вельможей и т. д., но он не настолько глуп, чтобы, даже когда всё наладится, захотеть вмешиваться в дела как министр. Роль друга и фаворита кажется ему более предпочтительной, нежели роль министра, и это говорит об уме уравновешенном и мудром... В его облике, уме, образовании, характере нет ничего значительного, но мне кажется [...] что г-н д’Аварэ - человек мудрый, здравомыслящий и придерживается правильных взглядов... {1678}
Особенное раздражение у современников, как мы видим, вызывала дружба короля и графа д’Аварэ, которая заставляла их делать и более общие выводы. «Не имея характера, он позволял доминировать тем, кто его окружал»{1679}
, - напишет граф де Франс д’Эзек{1680}. Граф де Моден позднее рассказывал, чтос юных лет король был склонен к нежности, привязанности, к дружбе и фаворитизму. Если его фаворитом был мужчина, к нему относились как к родному брату. Если объектом привязанности становилась женщина, он любил ее со всей той нежностью, которую Абеляр сохранял к Элоизе после того, как был столь жестоко наказан{1681}
.