Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Без сомнения, наше присутствие так же, как и ваша доблесть, внесут свой вклад в то, чтобы положить конец бедам Франции, показав нашим заблуждающимся подданным, всё ещё выступающим против нас с оружием в руках, разницу между их судьбой под подавляющими их тиранами и судьбой тех, кто, как дети, окружают доброго отца{1902}.

Давая обед английскому послу Уикхэму и австрийским генералам, король подчеркнул, что на стол поданы французские фрукты, овощи и вино - шампанское. Подняв бокал, Людовик XVIII провозгласил: «Nil desperandum Teucro duce!» A принц Конде тут же продолжил: «Et auspice Teucro!»{1903} Казалось, в очередной раз реставрация близка, король получал письма из Парижа, Лиона, Страсбурга, в которых его просили о прощении и предлагали свою службу{1904}.

По письмам Людовика XVIII чувствуется, что пребывание при армии позволило ему почувствовать себя настоящим королём. Он рассказывал, что в Вероне,

внутри дома, окружённый несколькими верными друзьями, я провёл, без сомнения, немало приятных минут, но если я выходил наружу, если даже просто высовывал голову в окно, я не видел никого, кроме людей, либо безразличных, либо тех, которые испытывали к нам самое большее тот же интерес, который любые великодушные сердца не могут не испытывать к пережившим большие несчастья. Здесь же я, как отец в окружении своих детей, куда я ни брошу взгляд, везде довольные лица, сердца, которые меня любят. Наконец-то я себя чувствую во Франции, и я не смог сдержать свои чувства и поделился этим с д’Аварэ. Он был именно тем человеком, который оторвал меня от моей страны, и он же меня в неё вернул. Тем не менее не буду скрывать это от вас, я испытал тяжёлые чувства, когда оказался на берегах Рейна и увидел Францию. Я подумал о том, насколько препятствие, отделяющее меня от неё, мало само по себе и безмерно огромно при сложившихся обстоятельствах{1905}.

Сразу же по прибытии король объявил амнистию всем провинившимся солдатам и офицерам {1906}, а также собрал заседание королевского Совета, для участия в котором специально прибыли де Преси и Имбер-Коломе. На нём было решено, что де Преси отправится во Францию, чтобы возглавить верных королю роялистов, и в согласованный момент нанесёт удар изнутри, тогда как австрийцы атакуют извне{1907}.

Единственное, что не давало королю покоя: Венский двор не пришёл в восторг от его неожиданного появления рядом с принцем Конде. Своему послу в Вене, графу де Сен-При, король писал 10 мая 1796 г. из Ригеля:

Я уже вижу, какой эффект моё присутствие при армии произвело на моё королевство, и у меня есть все основания полагать, основываясь на докладах, ежедневно поступающих к герцогу де Ля Вогийону из Парижа, Лиона, приграничных департаментов, что я быстро приобрету влияние, которое облегчит успех армий Императора, и предоставит единственный верный способ ускорить, к полному удовлетворению Е. И. В., наступление мира, которого никаким иным способом, не будем обольщаться, не добиться{1908}.

Направлено было соответствующее послание и Екатерине II{1909}. Несмотря на это, австрийское правительство потребовало от Людовика XVIII покинуть армию {1910}, у короля были даже опасения, что её могут из-за него распустить{1911}.

Поначалу маршал фон Вюрмзер, командующий австрийскими войсками, предложил ему переехать в замок Роттенбург на окраине Форе нуар (Шварцвальда). Когда ответа не последовало, маршал вежливо намекнул, что имеет полномочия сделать это и против воли Людовика XVIII. Как рассказывал д’Аварэ{1912}, король узнал об этом во время совещания в присутствии двух англичан: Крауфорда{1913} и Уикхема. Все якобы промолчали, и лишь сам д’Аварэ громко заявил: «Короля не принуждают, когда он находится среди двух тысяч французских дворян!» Так, у Людовика XVIII не осталось иного варианта, кроме как снова ответить отказом, но очень довольный, он наклонился к уху д’Аварэ и шёпотом пропел: «Мы не идём, мы не идём в Форе нуар...»{1914}

Королю тем более не хотелось уезжать, что как раз в это время разворачивались переговоры с генералом Пишегрю, и Людовик- Станислас надеялся на их успех. Сама история долгих взаимоотношений этого видного республиканского военачальника с роялистами неоднократно становилась объектом исследования{1915}, и это позволяет лишь наметить её пунктиром. Однако она нуждается в одном предварительном замечании.