Делались выгодные предложения и генералу Гошу. Ни участие в походе на Версаль, ни знакомство с Маратом, ни одержанные победы не спасли его от преследований во времена диктатуры монтаньяров: с апреля по начало августа 1794 г. генерал пребывал в различных тюрьмах. Получив свободу после переворота 9 термидора, он вновь занял место на полях сражений, но роялисты надеялись, что он не забыл унижений. Вот как передавал разговор с генералом посланец Людовика XVIII:
Генерал, - сказал я ему, - вы находитесь в стране дю Геклена, вы, как и он, командуете многими воинами, слепо вам повинующимися. Король Франции имеет права назначать коннетабля, и он сделает это. Обессмертите вашу славу, генерал, посвятите её процветанию, отдохновению вашей страны. Наши солдаты будут вашими, а ваши - нашими братьями; ваши офицеры станут нашими товарищами. Над вами во всём мире будет лишь один человек, и этот человек - внук Генриха IV и Людовика XIV. Он будет обращаться с вами практически как с равным; наши короли вознаграждают за услуги, возвышая до себя тех, кто их оказывает...
По словам агента, Гош выслушал его очень внимательно и задумчиво, а потом внезапно вскричал: «Несчастные! Они записывают на мой счёт Киберон, обвиняют меня в нём!.. Воспоминания... история... всё против меня... это невозможно!.. невозможно!..» {1924}
Так или иначе, Гош на соглашение не пошёл, хотя попытки вступить с ним в контакт роялисты делали неоднократно, и генерал даже временами сообщал об этом Директории{1925}.В итоге самой оптимальной кандидатурой для роялистов оказался генерал Пишегрю. Выходец из крестьянской семьи во Франш- Конте, он закончил Бриеннскую военную школу, где пересекался с Бонапартом, охотно принял Революцию и вскоре добрался до высших ступеней военной иерархии. Как впоследствии наполеоновские маршалы станут символом открывавшихся при империи безграничных возможностей, так Пишегрю был символом тех путей, которые открывала перед людьми из низов Революция. Генерал был хорошо известен, пользовался любовью солдат. «Про Дюмурье говорили, что он научил своих солдат сражаться, про Пишегрю - что тот научил своих побеждать» {1926}
.Уже весной 1794 г. генерал обратил на себя внимание английской разведки. В её донесениях рекомендовалось попробовать переманить Пишегрю на свою сторону (хотя и выражались большие сомнения в успехе этого предприятия), а на худой конец, скомпрометировать его в глазах Конвента{1927}
. В 1795 г., когда генерал командовал армией на востоке страны, про него вспомнили снова. На фоне стремления роялистов, чтобы вторжение австрийцев и войск Конде было поддержано восстаниями изнутри, эта армия, останься она верна Конвенту, могла бы похоронить планы сторонников монархии. Но поверни она штыки против Парижа, успех роялистов казался неизбежным. Тем более что к этому времени появилась надежда, что Пишегрю может отреагировать на сделанные ему предложения вполне благосклонно: в апреле английский агент сообщал, что генерал весьма презрительно высказался в адрес комиссаров Конвента и кажется настроенным критично по отношению к правительству{1928}.Идея начать переговоры с Пишегрю, судя по всему, принадлежала принцу Конде. 22 мая 1795 г.{1929}
он поручил их графу де Монгайяру{1930}, затем проконсультировался с Уикхэмом{1931} и, наконец, запросил одобрение графа Прованского, которое было дано 19 июля 1795 г. {1932} Де Монгайяр вспоминал, что генералу, бывшему всего 15 лет назад простым солдатом, был обещан маршальский жезл, и добавлял: «Я бы [...] провозгласил Пишегрю принцем крови, если бы это было необходимо для того, чтобы совершить восстановление монархии» {1933}. Память его не подвела{1934}: 16 августа 1795 г. граф направил генералу пространное письмо, полное безудержной лести{1935}, к которому прилагался список конкретных предложений, сделанных от имени принца Конде. Обещаны были не только маршальский жезл, но и Большой Крест Ордена Св. Людовика, пожизненное командование войсками, расположенными в Эльзасе, пожизненное пользование замком Шамбор, 200 000 ливров пожизненного пенсиона для него самого, его жены и детей, освобождение от налогов на 10 лет его родного города, особняк в Париже и многое другое, включая захоронение в одной церкви с королями Франции. Ему предоставлялось даже широчайшее право помилования, которое распространялось в том числе и на депутатов Конвента{1936}. Правда, при этом принц хотел, чтобы Пишегрю письменно подтвердил свои намерения, чем немало оскорбил генерала{1937}.Соглашение с Пишегрю казалось роялистам тем более привлекательным, что позволяло не просто восстановить монархию, но сделать это исключительно руками французов - для этого Конде наделил генерала всеми необходимыми полномочиями. В письме, направленном принцу 17 марта 1796 г., Людовик XVIII не жалел добрых слов: