Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

26 ноября 1798 г. Тэлбот отправил послание Гренвилю, в котором проинформировал министра о заговоре открытым текстом. Письмо показалось ему столь важным, что он не рискнул доверить его почте и отправил с ним в Англию своего брата, Роберта. Ответ лорда Гренвиля положил конец всем этим планам: государственный секретарь по иностранным делам написал, что подобный заговор «абсолютно несовместим с Честью и гуманизмом, которые [...] ныне характерны для цивилизованной Нации и необходимы для соблюдения Законов и правил цивилизованной войны»{2206}.

Иными словами, в течение 1798 г. французские роялисты так и не смогли перехватить у республиканцев инициативу, их планы остались довольно расплывчатыми и ни во что не вылились. Этот год для судеб Французской республики оказался важен иным: к внутриполитическим проблемам Директории добавились внешнеполитические. Если в начале года лишь Англия продолжала из последних сил сопротивление Революции, то к концу года ситуация изменилась.

Египетский поход Бонапарта, начавшийся в мае 1798 г., привёл к тому, что Франции объявила войну Османская империя. Неготовность республиканцев пойти на всеобщий мир заставила Павла I отказаться от роли миротворца. Захват французами Мальты он воспринял как личное оскорбление. 23 декабря 1798 г. была подписана конвенция между Российской и Османской империями, позволявшая русским судам миновать проливы. В том же месяце сложился союз между Россией, Англией и королевством Обеих Сицилий, ставивший своей первой задачей освобождение от французов территорий итальянских государств. Австрия оставалась нейтральной, но после того как Франц II дал согласие на проход русских войск, в марте 1799 г. Франция объявила ей войну. К союзникам присоединилась и Швеция. Сложилась вторая антифранцузская коалиция. В отличие от первой, в ней не было Пруссии: хотя Англия и Россия предлагали ей субсидии и 40 000 российских солдат, чтобы она разорвала союз с Францией, они не достигли успеха{2207}. Но существовало и два других отличия: на сей раз все страны были очень настроены действовать сообща, и впервые за годы революционных войн российская армия под командованием А.В. Суворова пришла в Европу. По дороге к театру военных действий Суворов заехал в Митаву к Людовику XVIII, и оба остались довольны этой встречей{2208}.

Победа казалась тем более близка, что Директория не могла опереться на лучших полководцев: Бонапарт был в Египте, Гош скончался ещё в конце 1797 г., Моро побаивались и сомневались в его лояльности. Войска Директории быстро разгромили Неаполитанское королевство, но уже с мая 1799 г. восстания на Апеннинском полуострове при поддержке войск союзников заставили французов отступить из Италии. Эрцгерцог Карл во главе австрийских войск не давал им покоя в Швейцарии и на берегах Рейна.

Так, в 1799 г., в четвертый раз за революционное десятилетие, реставрация монархии стала казаться роялистам особенно близкой. Как некогда Франция устала от правления Национального Конвента, теперь она устала от Директории. Политическая и финансовая нестабильность, постоянные государственные перевороты, сменившиеся поражениями победы - даже республиканцы начинали всё чаще задумываться о последнем государственном перевороте, который положил бы всему этому конец. Роялисты же имели все основания надеяться, что режим рухнет, стоит его подтолкнуть. Как отмечал Мэнсел, «к 1799 г. [...] Франция стала ещё более роялистской [...] В ноябре 1799 г. даже в Бельгии, к которой до 1789 г. Бурбоны не имели никакого отношения, восставшие крестьяне кричали: “Да здравствует Людовик XVIII!”»{2209}. «Между июнем и ноябрём 1799 г., - рассказывают авторы современного обобщающего труда о Французской революции и Империи, - газеты, которые требовали “охранительной сдержанности” (moderation conservatrice) и защиты Конституции III года, всё больше и больше вносили свой вклад в формирование представлений о всеобщем кризисе, которое порождало страх, что абсолютно не соответствовало реальной политической, экономической и социальной ситуации. Именно путём создания этой “чёрной легенды” Директории, от которой полностью не освободилась и современная историография, постепенно навязывалась необходимость прибегнуть к чудесной помощи “спасителя”»{2210}. Здесь, несомненно, речь идёт о грядущем пришествии Наполеона, но абсолютно эти же факторы играли на руку и Людовику XVIII.