Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

Людовик XVIII мог быть доволен: посеянные им «зубы дракона» проросли, и даже обильнее, чем он мог надеяться. В течение нескольких лет король делал всё, чтобы организовать контрреволюционное движение, обеспечить монархистам связь, финансирование, на которое могли закупаться оружие и боеприпасы, а экономическая и политическая ситуация в стране придали движению ещё больший размах.

Тем не менее Малле дю Пан писал в Mercure Britannique 10 августа 1799 г.:

Элементы огромной роялистской партии существуют, но без лидеров, без согласия между собой, без денег, без оружия, без власти, без мест сбора, да и самой партии ещё предстоит сформироваться. Четыре пятых фран

цузов испытывают отвращение к своему правительству, но не стоит забывать Дэвида Юма{2230}: ошибкой английских роялистов в годы республики стало то, что они рассматривали всех, кто жаловался на новый порядок, как сторонников монархии{2231}.

Не вызывает сомнений, что известный журналист не видел того, чего видеть не хотел: и деньги, и оружие, и согласие между собой, всё это у роялистов имелось. Прав он был лишь в одном: полного подчинения многочисленных монархических группировок своим планам королю добиться так и не удалось. Вместо того чтобы подняться согласованно, в нужный момент, повинуясь команде из единого центра (если, конечно, это было возможно с учётом средств связи того времени), монархисты в различных регионах страны во многом действовали сами по себе. Для того чтобы нанести властям решающий удар, этого, очевидно, было недостаточно, что заставило Митавский двор параллельно разрабатывать несколько планов, которые могли бы принести успех и помочь роялистам овладеть столицей.

Один из них был связан с Баррасом, которого всё ещё рассчитывали привлечь на свою сторону, поскольку политическая нестабильность увеличивала шансы на потерю им своего поста. Тот сценарий, который будет реализован 18 брюмера, мечтали воплотить в жизнь многие. Существовал, к примеру, проект Ш.Л. де Семонвиля (Semonville){2232}, по которому аналогичный переворот должен был совершить генерал Б.К. Жубер (Joubert){2233}. По словам Ида де Невиля, между Семонвилем и Жубером была уже достигнута окончательная договорённость, генерал женился на приёмной дочери посла, но в этот момент неожиданно получил назначение на итальянский театр военных действий. Заговорщики решили, что после первой же громкой победы Жубер вернётся в Париж, но 15 августа 1799 г. в битве при Нови генерал погиб{2234}. Если бы эти планы реализовались, Баррасу в новой системе едва ли нашлось бы место.

Баррас сам выступил инициатором переговоров с Людовиком XVIII ещё в первой половине 1799 г. при посредничестве того же Фош-Бореля, который ранее вёл переговоры с Пишегрю. Инициатива постоянного члена Директории вызвала немалую настороженность короля - как он писал графу де Сен-При, «авантюры моих прежних агентов сделали меня подозрительным»{2235}. Король даже специально просил своих людей во Франции убедиться, что его не обманывают и переговоры ведутся именно с Баррасом{2236}. Ещё более скептически относился к этим переговорам д’Аварэ, написавший Людовику в марте: «В деле Барраса я не верю ни во что надёжное или благоприятное. Он настолько бесчеловечен, что более невозможно в нём видеть никого, кроме грязного интригана»{2237}.

Несмотря на это, Людовик XVIII посчитал нужным запросить согласие на эти переговоры у Павла I. Император согласие дал, и в апреле в Митаву прибыл посредник, маркиз де Мэзонфор (Маіsonfort){2238}, который изложил королю все преимущества договора именно с Баррасом: тот якобы не собирался оставаться ни при дворе, ни у власти, а хотел только прощения и денег. В июле Людовик XVIII передал через графа де Сен-При, а тот далее через одного из друзей Директора патентные письма, обещавшие Баррасу прощение и компенсацию: жалование Директора за два года, то есть около 12 миллионов турских ливров, включая два миллиона для его соратников. Подробности договора были сообщены в Петербург и Лондон, которые взялись найти деньги{2239}.

Тексты и доклада Мэзонфора, и патентных писем в исторической литературе приводятся{2240}, однако очень сложно понять, существовали ли они когда-либо в реальности. Гойе, один из Директоров, в воспоминаниях и вовсе пытается представить эти переговоры как мелкую интригу, которую секретарь Барраса вёл с людьми Фош-Бореля, «которые его обманывали или были сами обмануты»{2241}. В мемуарах Баррас также рассказывает эту историю{2242}. О Фош-Бореле он пишет с большим презрением как об интригане, к рукам которого прилипали немалые денежные средства, выделенные англичанами на подкуп республиканцев. В воспоминаниях полностью приводятся несколько писем Фош-Бореля, а также более полный текст патентных писем, датированных 10 мая 1799 г. Впрочем, Баррас утверждает, что он был и оставался республиканцем, и Директория знала обо всех переговорах{2243}.