Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг.

До Митавы не раз доходили сведения о том, что Бонапарт рассматривает возможность восстановления монархии. В одном из полученных донесений говорилось, что генерал и Сийес сначала присматривались к Орлеанам, но те склонились перед королём. Затем разрабатывался план пригласить иностранного принца, желательно протестанта, чтобы не восстанавливать католицизм, но подходящего претендента так и не нашлось{2261}. В другом донесении сообщалось, что Первый консул думает, не пригласить ли на трон испанского инфанта{2262}, речь, по всей видимости, шла о Карле Исидоре{2263}. Всё это подталкивало к тому, чтобы Людовик XVIII лично обратился к Бонапарту и попытался привлечь его на свою сторону.

Одним из горячих сторонников переговоров был д’Аварэ, развеивавший сомнения государя:

Определённо, король не скомпрометирует свою славу, написав человеку, чьи воинские таланты сделали его знаменитым, не запятнанному никакими преступлениями и обладающему всей полнотой власти. Генрих IV говорил, что каждый шаг, сделанный ради блага его народа, достоин уважения, а Карл II писал Монку{2264}.

19 декабря 1799 г. Людовик XVIII обращается к Бонапарту с большим письмом, которое должно было быть передано при посредничестве либо Бертье, либо дяди мадам Ю:

Вы и помыслить не могли, генерал, что я с безразличием отнёсся к произошедшим событиям. Однако вы могли не быть уверены в отношении чувства, которое они у меня вызвали [а это было] чувство справедливой и обоснованной надежды. Уже долгое время я внимательно слежу за вами, уже долгое время я говорю себе: «Победитель при Лоди, Кастильони, Арколе, завоеватель Италии и Египта станет спасителем Франции. Страстный возлюбленный славы, он захочет, чтобы она была чиста, он захочет, чтобы самые отдалённые наши потомки благословили его триумфы». Но поскольку я видел в вас лишь самого великого из полководцев, поскольку прихоти адвокатов было достаточно, чтобы превратить ваши лавровые ветви в кипарисовые{2265}, я должен был хранить эти чувства в своей душе. Сегодня, когда вы объединили власть и таланты, настало время объясниться. Настало время продемонстрировать вам те надежды, которые я на вас возлагал.

Генерал, у вас есть лишь один выбор. Нужно быть либо Цезарем, либо Монком. Я знаю, что судьба первого не страшит вас. Но загляните в своё сердце, и вы увидите там, что блеск его побед омрачён узурпацией, тогда как репутация второго не запятнана и может быть превзойдена лишь той, которая ожидает вас. Скажите одно слово, и те самые роялисты, с которыми вам, возможно, предстоит сразиться, хотя вы их и уважаете, станут вашими воинами. Передайте мне ту неизменно победоносную армию, которой вы командуете, и с таким главой, как вы, отныне она станет служить лишь благу отечества. Я уже не говорю вам ни о признательности вашего короля, ни о признательности потомков, которую вы заслужите. Если бы я обратился к любому другому, не к Бонапарту, я бы оговорил его вознаграждение. Великий человек должен сам управлять и своей судьбой, и судьбами своих друзей. Скажите, что вы хотите для себя, для них, и в то самое мгновение, когда произойдёт моя реставрация, ваши желания исполнятся.

Я отправляю вам это письмо верным путём, но не боюсь скомпрометировать себя, написав его. Такой шаг может лишь сделать честь совершившему его государю.

Примите, генерал, заверения в моих чувствах, не зависящих от того, присоединитесь ли вы ко мне или останетесь моим врагом, а также в желании вскоре с вами встретиться на поле чести{2266}.

Отправляя это письмо де Ла Мару, Людовик XVIII сопроводил его подробнейшими инструкциями, предписывавшими, в частности, в случае согласия получить от Бонапарта письменный ответ: он отнюдь не был уверен в расположении генерала к Бурбонам. Однако когда маркиз де Ривьер (Rivière) прибыл с письмами к де Ла Мару в Лондон, он узнал, что аббат отправился к королю в Россию. Не обладая нужными контактами в Париже, маркиз так и не смог доставить их адресатам{2267}. Так расстояние между Митавой и Францией в очередной раз сыграло с Людовиком XVIII злую шутку.

Тем временем Ид де Невиль, находившийся в это время в Париже, стал искать подходы к Первому консулу уже по своей инициативе. Графиня де Дама, жена Шарля де Дама, капитана гвардии Людовика XVIII, содержавшая в это время салон в столице, вывела его на Жозефину, а Талейран помог организовать две встречи с самим Бонапартом. На первой, состоявшейся 26 декабря 1799 г., присутствовал один де Невиль, на второй, 27 декабря, к нему присоединился Л. д’Андинье (Andigné){2268}. Переговоры показали, что стороны преследовали совершенно разные цели: Бонапарт хотел немедленно заключить мир с шуанами и готов был обсуждать его условия, однако д’Андинье не обладал соответствующими полномочиями, к тому же оба роялиста рассматривали этот мир как пролог к реставрации Бурбонов{2269}.

По словам д’Андинье, Наполеон заявил им, что не является роялистом и несколько раз упрекнул Бурбонов в том, что они не сражались в Вандее: